Андрей Неклюдов - Земля Обручева, или Невероятные приключения Димы Ручейкова [litres]

– Как дела? – спросил у рабочих Димкин вожатый.

– Работаем, начальник, – отвечали те, из чего Димка заключил, что Алексей – начальник этой базы.

Палатки были расставлены беспорядочно, но зато крепились на каркасах из жердей. В палатке, в которую они вошли, было тепло и уютно. Посредине стоял, вбитый или вкопанный, отличный стол из струганных досок, по бокам от него – два лежака (нары). У входа, в ящике, наполненном мелкой галькой, помещалась жестяная печка, и от нее тянуло жаром.

– Бросай свои вещи и пойдем в столовую, – властно распорядился начальник базы. – Ужин ты уже пропустил… пропустил ужин, но надеюсь, что-нибудь у Фар-хата найдется… найдем, думаю, кое-что.

Только сейчас, когда они снова вышли на воздух, Димка заметил, что солнце висит уже над самыми макушками деревьев на том берегу реки и что заметно похолодало. А воздух, помимо комаров, наполнен мелкой липучей (и кусачей) мошко́й.

– Почему так мало народу? – подивился мальчишка. – Вы говорили: все палатки заняты.

– Люди на участках. На участки заброшены люди, – объяснил Алексей. – Канавы бьют, бурят. А в палатках у них вещи… Это как личные помещения, без разрешения негоже.

– А вы? – спросил Димка. – Вы на участки не забрасываетесь ?

– Я-то? Мне-то как? На мне хозяйство. Всех надо обеспечить – продуктами, запчастями, горючим, вездеходами вот, которые постоянно ломаются. Ломаются, черти! – сокрушенно покачал головой начальник базы.

Столовая находилась в самом большом бревенчатом срубе. Войдя в нее, в первую секунду можно было решить, что ты попал в баню, так жарко тут было натоплено. Но в отличие от бани, тут пахло не вениками, а печеным хлебом и жареной рыбой. Повар, молчаливый молодой парень, по-азиатски смуглый и черноглазый, казалось, был недоволен, что Димка явился не в положенное время, но все же, по распоряжению Алексея, положил новичку в алюминиевую миску картофельного пюре и румяного, с корочкой окуня.

Окунь этот затмил всех, когда-либо пробованных Димкой окуней. Жаль только, что через несколько минут от него остался лишь хребет да тщательно высосанная голова. Не уступал окуню и хлеб – пушистый, ароматный, как будто только что из печи. Оказалось, так оно и есть: Фархат сам его пек в специальных формах.

После ужина Димкой овладело одно, но очень сильное, почти необоримое желание – добраться до нар в палатке Алексея и рухнуть на них. Столько за этот день случилось всяких событий, волнений, тревог, столько нового, непривычного, что казалось, прошел не один, а два или три дня.

Спал Димка в стареньком ватном спальнике, пахнущем соляркой, но зато теплом. Даже, можно сказать, жарком. Таком жарком, что к утру Димка был мокрым от пота. И, кстати, тоже весь пропах соляркой. По исходящему от него запаху Димку теперь можно было принять скорее за тракториста или вездеходчика, чем за рабочего-радиометриста.

И всю ночь напролет Димке чудилось сквозь сон, будто гудит, вращая винтами, вертолет. Но это шумела, не умолкая ни на миг, перекатываясь через пороги, бурная река Буруниха.

Весь следующий день Димка маялся, не зная, чем заняться. Попробовал покидать на реке спиннинг, но только оборвал, зацепив за камни, блесну. Ходил несколько раз смотреть, как чинят вездеход. Искупался в бурных струях Бурунихи, после чего долго согревался, размахивая руками и приседая.

Под вечер он сидел на бревне у палатки и гадал, когда же он попадет наконец в свой отряд.

– Скучаешь? – прозвучал у него над головой голос Алексея. – Пойдем! Поможешь мне баню истопить. Баню истопить поможешь.

Димка неохотно поднялся.

«Так и буду тут всякой мутотой заниматься вместо настоящих маршрутов!» – подосадовал он.

Баня походила на избушку Бабы-яги – низенькая, с плоской крышей и двумя крохотными оконцами. Не хватало только курьих ножек.

Рядом высилась беспорядочная гора громадных чурбаков, расколоть которые, как представлялось Димке, обычному человеку нечего и пытаться. Однако начальник базы был, очевидно, очень сильным мужчиной. Как Димка узнал чуть позже, в армии Алексей служил в десантных войсках и на его счету было более пяти сотен прыжков с парашютом. Вскинув над головой увесистый топор-колун, Алексей, ухнув, с треском и как будто без особого напряжения раскалывал эти чурбаки на половины, затем – на четвертины и так далее. Димка таскал поленья в баню, где гудела, светясь внизу алым светом, большая железная печь.