Евгений Дрозд - Семь с половиной минут

Уголки губ аристократа Шивы слегка дрогнули в незаметнейшей презрительной улыбке. Тору на это было наплевать. Варвар был по натуре демократ и любил полиберальничать с молодежью. Он, крякнув, перехватил поудобнее обеими руками рукоять молота.

— Ну-ка, — сказал Тор Кришне, — наддай!

Кришна наддал так, что диски из его рук вылетали сплошной лентой. Сверкание огненных мечей и блеск алмазного копья превратились в пламенные завесы, вроде полярного сияния, а молот Тора, парируя диски Кришны, рассекал воздух с гудением и чуть ли не с ревом.

Перун и Зевс-Юпитер ожесточенно спорили о достоинствах и недостатках излюбленных видов оружия — молнии шаровой и молнии линейной. И, кажется, на этот раз они схватились всерьез. Юпитер, гневно нахмурив брови, с прямотой римлянина заявил, что нет ничего лучше доброй старой линейной молнии и тот, кто считает иначе, совершенно не разбирается в оружии. Перун, уже не ухмыляясь, откинув голову чуть назад, щурил внимательные глаза и утверждал, что для поражения скрытых целей не придумано ничего лучше шаровой молнии. Никто не хотел уступать, и в ход шли взаимные попреки и оскорбления. Перун держал руку на древке своего радужного лука, глаза обоих богов метали молнии, пока только фигурально, но уже немного оставалось до мига, когда в ход пойдут настоящие.

— Прекратите, — презрительно произнес Шива, и за все время это были, кажется, его первые слова, — прекратите, господа! Стыдитесь — перед младшими богами! Ведь вы спорите об одном и том же.

Его не слушали. Холерик Зевс-Юпитер завелся и, согласно известной поговорке, всем своим видом показывал, насколько он не прав.

— Прекратите! — уже закричал Шива, но тщетно.

Сверкнули первые вспышки, первые раскаты сотрясли небеса и горы. Незаметная перемена произошла на плато. Сгинули невесть куда младшие боги вместе с Тором, и небо было уже не синим, а черным, ночным. Громовые удары сотрясали окрестные скалы, а вспышки молний выхватывали из мрака кипящие грозовые тучи и темные фигуры двух громовержцев. Впрочем, трудно было сказать наверняка — возможно, это были просто две скалы.

Молнии сверкали почти беспрерывно, освещая черные рваные тучи, сквозь которые местами проглядывало черное звездное небо, и вот, наконец, эту мешанину светил и облаков прорезал тонкий луч, похожий на луч лазерного прожектора — Шива открыл свой третий, боевой глаз.

Еще раз послышался его гневный голос:

— Прекратите! Вы спорите об одном и том же!

Мощный удар грома заставил проснуться Вячеслава Агинского. Он открыл глаза и повернулся Пикну. За окном бушевала гроза, полыхали молнии, пламенели раскаты.

— Гроза, — подумал Агинский, — опять гроза, как тогда.

Он был один в комнате общежития и избегал смотреть на две пустые кровати с панцирными сетками, на которых не было ничего, кроме скатанных в рулоны матрасов.

Послышался совсем уже оглушительный раскат.

«Прямо над головой, — помыслил Агинский. — Перун вдарил или Юпитер. Это же надо такому присниться! Целая космическая опера. Как там Шива кричал: „Вы спорите об одном и том же…“»

С быстротой молнии пронзила его мозг некая мысль, заставившая его подскочить и сесть на постели. Спина прямая, глаза и рот широко раскрыты, дыхание прерывистое.

— Ух ты! — сказал он вслух. — А ведь это ответ!

Он вскочил с кровати и подбежал к окну.

— Ведь точно! Так оно и есть! Все сходится!

Вячеслав распахнул окно, и в комнату ворвались дождь и ветер. Он с наслаждением вдыхал упоительный воздух, огромным усилием воли подавляя в себе желание броситься к ближайшему автомату и звонить среди ночи следователю Холмскому.

Наконец он закрыл окно, плюхнулся в постель и заснул сном человека, сделавшего доброе дело.

Утром, едва только Холмский занял свое рабочее место, пред ним предстал техник-наладчик Вячеслав Агинский.

— Я все знаю, — выпалил он не здороваясь. — Могу вам рассказать, как все было.

Следователь невольно приподнял брови.

— Это только гипотезы или у вас есть и доказательства?

Вопрос заставил Агинского несколько приглушить тон, но уверенности не отнял.

— Нет, доказательств, в обычном смысле, у меня нет. Но вы послушайте и сами поймете, что иначе быть и не могло.

— Что ж… — следователь врубил диктофон и приготовился внимать.

— Последний раз мы с вами разговаривали два дня назад. И знаете, все это время я голову ломал — что же у нас произошло. С одной стороны, я ни на секунду не мог поверить, что Колька… то есть Морозов мог убить Лихачева, а с другой стороны — обстоятельства действительно странные. А у вас, кстати, какие-нибудь новые факты есть?