Урсула Ле Гуин - Гончарный круг неба

Строения Нижнего города Портленда, столицы мира, высокие, новые, замечательные кубы из камня и стекла, чередовавшиеся с зелеными зонами, эти правительственные крепости Исследование и Развитие, Связь, Промышленность, Экономическое Планирование, Контроль за Окружающей Средой — все они расплывались, таяли, как медузы на солнце, углы их оплывали, вязкие и тягучие.

Фуникулер шел быстро и не останавливался на станциях. «Что-то случилось с кабелем», — подумала Хитзер отвлеченно. Они неслись над исчезающим городом достаточно низко, чтобы слышать грохот и крики.

Когда фуникулер поднялся выше, за спиной Джорджа поднялся Маунт-Худ. Должно быть, он увидел в глазах жены отблеск зарева, потому что сразу повернулся к огненному конусу.

Вагон несся вперед между расплывающимся городом и бесформенным, распадающимся на куски небом.

Свет извержения был ужасен и величествен. Его огромная материальная геологическая энергия казалась успокоительной по сравнению с тем пустым пространством, которое лежало перед вагоном.

Предчувствие беды, охватившее Хитзер, как только они пришли в «Руби Лу», сбывалось.

Это уже было здесь — пространство, или период времени, или разновидность пустоты. Присутствие отсутствия, нечто непостижимое и неопределенное, куда все падало и откуда ничего не выходило. Ужасное нечто и в то же время — ничто.

Когда кабина остановилась, Джордж устремился в это нечто. Он оглянулся на Хитзер и крикнул:

— Подожди меня, Хитзер, не ходи за мной!

Она послушалась его и остановилась. Но э т о пришло к ней. Оно быстро приближалось.

Она обнаружила, что вокруг нее все исчезло, что она затерялась в темной пустоте, что она без головы, в отчаянии зовет мужа, кричит — и падает в сухую пропасть.

Руководствуясь только силой воли, которая была действительно необыкновенна, когда была направлена в нужную сторону, Джордж ощутил под ногами твердый мрамор ступеней ХУРАДа. Он пошел вверх, а глаза сообщили ему, что он идет в тумане — по грязи, по разлагающимся трупам, по бесконечным траншеям. Было очень холодно, но пахло горячим металлом и сожженной плотью. Он пересек вестибюль. Золотые буквы афоризма прыгнули на него: ЧЕЛОВЕЧЕ… Е…Е…

Эти буквы пытались схватить его за плечи, за ноги.

Он шагнул в движущийся лифт, хотя тот был невидим, и стал подниматься в ничто, по-прежнему руководимый лишь силой воли. Он даже не закрыл глаза.

На верхнем этаже пол покрылся льдом примерно в палец толщиной и стал совершенно прозрачен. Сквозь него были видны звезды Южного полушария. Орр шагнул на него, и звезды зазвенели громко и фальшиво, как треснувшие колокольчики. Запах стал еще отвратительнее, его чуть не вырвало, но он шел вперед. Кабинет Хабера он нашел ощупью. Раздался волчий вой, на город двинулась лава.

Он подошел к последней двери и распахнул ее. По ту сторону — пустота.

— Помогите мне, — произнес он вслух, потому что нечто втягивало его и поглощало. У него уже не было сил сопротивляться. В голове у него глухо загудело. Он подумал о Тьюа'ке Эпнпе Эннбе, о бюсте Шуберта. Ему послышался яростный голос Хабера:

— Какого дьявола, Джордж!

И все это было ему нужно. Он пошел вперед. Идя вперед, он знал, что потеряет все.

Он вошел в центр кошмара.

Холодная вращающаяся тьма, сделанная из стекла, тащила его назад. Он знал, где стоит усилитель. Он протянул руку, коснулся стены, нащупал нижнюю кнопку и нажал.

Страх победил его. Он весь сжался, закрыл глаза и обхватил голову руками. Когда же он поднял голову и огляделся, мир существовал снова. В плачевном состоянии, но существовал.

Они находились не в башне ХУРАДа, а в каком-то грязноватом кабинете, которого он никогда не видел. Хабер лежал на кушетке, пассивный, с торчащей бородкой. Борода была рыжеватая, кожа белая, а не серая, глаза полуоткрытые, ничего не видящие.

Орр сорвал электроды, провода, которые соединяли голову Хабера с усилителем, и посмотрел на машину. Надо было ее уничтожить, но он не знал, как это сделать, да и сил не было. Разрушение — не его дело. К тому же сама машина безгрешна, виноваты те, кто использует ее.

— Доктор Хабер, — позвал Орр, тронув доктора за тяжелое плечо. — Вставайте.

Немного погодя большое тело шевельнулось и приняло сидячее положение. Оно было безвольное и слабое. Большая голова свисала на бок, нижняя челюсть отвалилась, глаза смотрели прямо в пустоту, в ничто, бывшее когда-то центром Вильяма Хабера. Они были большие, не то чтобы непрозрачные, но пустые.