Васил Райков: Большие дети жизни

— Никогда! — категорически отказался Май. — Я пришел к вам не за деньгами.

— Послушайте меня, так будет лучше для нас обоих.

— Это ваше последнее слово? — тихо спросил Май, и ему показалось, что он погружается в безбрежный ледяной туман.

— Да!

Май достал аппарат из кармана, поставил его на стол и одним ударом тяжелой пепельницы раздавил его, как спичечную коробку. Хрустальный футляр разбился вдребезги, и его осколки заблестели на темно-красном ковре.

— Теперь изобретение находится только здесь, — произнес Май и выразительно постучал себе пальцем в лоб. — Я наверняка найду кого-нибудь, кто бы им заинтересовался.

— Молодой человек, — сказал Президент несколько строже, но все еще с известным доброжелательством, — не забывайте, что вы в моих руках.

— А если я оставил своей жене определенные инструкции? — попытался защищаться Май. — Может быть, она знает, к кому обратиться, если я не вернусь через определенный срок?

— Бедняжка! — произнес Президент, и Май понял, что на этот раз он говорит вполне искренне. — Нет ничего легче покушения на жизнь женщины. Нападения бандитов всем хорошо известны, и никто не станет сомневаться в правдивости газетных сообщений.

Май молча глядел на него, застыв от ужаса. Он понял, что если не согласится, то Кристина обречена. Ее не пощадят. Нет смысла уверять Президента, что она ничего не знает об изобретении. Кто бы этому поверил? Значит…

Вдруг лицо Президента словно исчезло в тумане, и Май увидел перед собой Кристину. Она ждет его возвращения, она смотрит жадно и тревожно… Сколько ночей она ждала его так, когда он работал в лаборатории? А сколько радости он дал ей за их короткую совместную жизнь? Только огорчения, тревоги и какие-то далекие мечты, о которых нельзя сказать, когда они сбудутся.

— Итак, что вы решаете?

Слова Президента заставили Мая вздрогнуть, но он не сказал ничего. Не получив ответа, Президент продолжал совершенно другим голосом, в котором улавливалось почти дружеское сочувствие к нему:

— Вы понимаете, я не могу отпустить вас. Я стал бы тогда врагом самому себе. Вы страшнее всех моих политических противников. Вы опасны, потому что вы ученый. А все ученые — это большие дети. Пусть даже великие, но дети! Ради блага человечества вы готовы умереть уже сейчас — вот чем вы страшны. Откуда я знаю, что вы сделаете завтра? Всего можно от вас ожидать, всего! Поэтому подумайте хорошенько. Я дам вам времени, сколько захотите. Согласитесь, это ради вашего же блага.

— Об этом нечего и думать, — устало произнес Май. — Я никогда не взял бы на себя такую ответственность перед целым миром.

И он вспомнил с мрачным удовлетворением, что не оставил дома никаких следов своего изобретения. Но от этого ему не стало легче.

Серые глаза Президента пытливо глядели на него, и в этом взгляде Май прочел свой приговор. Потом он увидел, как пухлый палец государственного деятеля нажал красную кнопку на столе. И в следующий бесконечный миг ожидания он подумал с болью: «Прощай, Кристи! Пойми меня в мой последний час и, если можешь, прости. Прощай, моя Кристи!»