Алиса Арчер - Невозвратимое

– Верно, – признал Бельский. – Я виноват перед тобой, Петр. Я так увлекся поисками Книжника, что перестал обращать внимание на все остальное. Но если бы ты хоть немного узнал о нем, ты бы понял мою одержимость.

– Ладно. Теперь это уже не имеет значения.

– Для меня это будет важным всегда. Вряд ли мне удастся смириться, что я упустил его и он избежал справедливого наказания. Для меня он отделался слишком легко. Он заслуживал многократной мучительной смерти. По разу за каждого из моих людей.

– Разве в этом суть правосудия? В отмщении?

– А я и не говорил о правосудии. Я говорил о справедливости. Результатом правосудия становится усредненное наказание, отвечающее закону и принципам морали. Правосудие больше унижает преступника, чем воздает по заслугам. И оно редко бывает справедливым. Истинная справедливость примитивна и предполагает ответное действие, равнозначное содеянному. По справедливости, садиста надо замучить до смерти, у вора – отнять имущество, а убийцу – лишить жизни. Столько раз, сколько убийств он совершил. Я давно не верю в правосудие, Петр. Я ищу справедливости.

– Значит, и мы с тобой заслуживаем той же участи? Чем мы отличаемся от Книжника, если судить по справедливости?

– Я всегда был на стороне закона. Ты – пытался спасти мир. Я убивал тех, кто действительно заслуживал смерти, а те, кого использовал ты, давно потеряли право считаться людьми. Их существование было бессмысленным. Никто не станет о них сожалеть, и тебе не стоит. Ты просто устал и оттого стал слишком сентиментален.

– А может, дело не в усталости, Володя?

– Нет? Тогда в чем?

– Не знаю. Возможно, в нечистой совести. В раскаянии. В невозможности сделать иной выбор. Я часто думаю, что изменилось бы, не прими мы тогда решение посылать в аномалию бездомных. И мне не дает покоя тот факт, что вторая аномалия появилась на следующий день после отправки первой группы.

– Я не верю в возмездие, Петр, даже больше, чем в правосудие, – покачал головой Бельский. – Если и существует кара небесная, почему же она не падает на голову таких, как Книжник?

– Откуда тебе знать, почему он стал убийцей. Возможно, он потерял что-то очень важное? Или у него было тяжелое детство? А может быть, его никто никогда не любил?

– Ты не понимаешь, о чем говоришь! Пытаешься оправдать его, найти причину его поступкам. Но ты не можешь представить и сотой части того, что он совершил. Ты не видел помещений, забитых трупами, которые он после себя оставил. Не слышал тишины в домах, где не осталось больше живых. Он убил сотни, а может быть, тысячи людей. Я расскажу тебе кое-что о Книжнике, чтобы ты понял. Два года назад нам удалось взять его бывшего босса – Мозеса Луццатто. Об этом не сообщали в новостях, вся информация была секретной, и многие тогда на этой операции сделали карьеру. Так вот, Луццатто рассказывал нам, что, когда они с Книжником начинали, около 20 лет назад, в Нью-Йорке было тридцать две противостоящие им группировки. Луццатто искал способы договориться, поделить рынок, а Книжник предложил просто их всех убить. И за пару месяцев в одиночку уничтожил все банды. Собственноручно вырезал всех – от руководителей до курьеров. Нью-Йорк тогда плавал в крови, трупы находили в каждой подворотне. Он сделал это для того, чтобы укрепить их с Луццатто авторитет. И долгие годы после никто не решался встать у них на пути. У меня волосы на голове шевелились, когда Луццатто рассказывал, на что был способен Книжник. А меня трудно впечатлить. Ты знаешь, где я был и что видел. Луццатто признался нам, что боялся своего партнера, потому что никогда не мог понять, что им движет. Даже он считал Книжника безумным маньяком… Он просто не мог обойтись без его помощи.

Погрузившись в воспоминания, генерал замолчал. Затем, отхлебнув крепкий напиток, тихо проговорил:

– Он был чудовищем, которым пугают детей. Но теперь его нет, и дети могут спать спокойно. Знаешь, я часто задаю себе один вопрос и все не могу найти на него ответ. Где тот рубеж, за которым ангел превращается в монстра? Дети такие… невинные, светлые, чистые. Но потом они вырастают и становятся…

– Нами… – прошептал Вяземский, и Бельский вздрогнул.

– Только я всегда старался выбрать наименьшее зло – словно оправдываясь, произнес он. – Ты выбрал зло необходимое. А Книжник – абсолютное. Вот в этом и вся разница.

Он поднялся со стула и открыл окно. Глубоко вдохнул тусклый февральский рассвет. Шагнул к столу за стаканом и пошатнулся, почувствовав, как дрогнул под ногами пол. Дом протяжно загудел, где-то в глубине его что-то заскрипело, заскулило, стонущим эхом пронеслось по пустым помещениям. Бельский оглянулся на профессора и увидел, что тот, не отрываясь, смотрит в монитор. Мерцающий сигнал исчез, и темный экран выглядел сиротливо и мрачно. И это значило, что где-то очень далеко, по ту сторону пустоты, оборвалась человеческая жизнь. Вдали от дома, в ином времени, в ином пространстве.