Алиса Арчер - Невозвратимое [litres]

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Арчер А., 2021

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021

Я вижу время. Его течение призрачно. Его колебания иллюзорны. Время незыблемо. Оно было древним задолго до рождения первой звезды и будет длиться после того, как последний квант станет прахом. Время вечно. И Я – равен времени.

Я вижу пространство. Оно полнится радужным сиянием бесчисленных преломлений. Им нет предела. И каждое соткано из сотен тысяч измерений. Пространство всеобъемлюще. И Я – равен пространству.

Я вижу Вселенную. Ее непостижимая сущность украшена миллиардами ледяных огней, выстлана густым сумраком бесконечности. В холодном безмолвии Вселенной Я созидаю пространство и время. Я – равен Вселенной, и Я есть воплощение вечности.

До рассвета оставалось тридцать девять минут. Алексею Уварову снова не спалось. Он стоял у окна и уныло разглядывал заросший травою двор. Тьма пугала его, зябким сквозняком прикасалась к сердцу. Он был одинок, как бывают одиноки лишь глубокие старики. И в каждом мгновении отступающей ночи ему мерещилась смерть.

Когда-то его утра пахли ожиданиями и свежемолотым кофе. По утрам он всегда ощущал себя немного иначе. Будто что-то поменялось за ночь. Будто он проснулся другим человеком. Все события дней предыдущих отступали и на время теряли свое значение. С каждым рассветом начиналась новая жизнь.

Теперь его утра были наполнены ностальгией и горькими лекарствами. Рассвет стал единственным утешением и одним из немногих доступных ему удовольствий. Рассвет стал его наваждением, призраком все дальше ускользающего будущего. Каждый восход солнца мог оказаться для него последним, и эта мысль заставляла его особенно остро ценить момент начала нового дня. Алексею Уварову было восемьдесят семь лет.

Последние годы он жил, считая дни, часы и минуты. Осознание ценности времени пришло к нему после второго инфаркта, когда врачи еле вытянули его с того света. Долгие дни в реанимации ждали его последнего вздоха, но вопреки всему сердце продолжало биться. С тех пор минуло тысяча шестьсот двадцать девять дней – немалый срок и личная победа. Над временем и над смертью. Он отсчитывал каждый день – двадцать четыре часа, тысяча четыреста сорок минут, восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд. Секунды нравились Уварову больше всего. В секундах он был почти бессмертен. И все же он понимал, что дни его сочтены и с каждым прожитым часом приближается неизбежный конец. Не верил в чудо, не тешил себя грезами о загробной жизни и продолжении существования в иных мирах. Смерть означала небытие, вечный сон без надежды на пробуждение. И эта беспощадная окончательность сводила его с ума.

Всю жизнь он посвятил научным изысканиям, лишь изредка отрываясь от микроскопа, чтобы с холодеющим сердцем осознать, что однажды умрет. Он любил жизнь и не мог представить мир без самого себя. Собственное несуществование казалось тупиком, гранью, за которую он не мог проникнуть в своих раздумьях. Он умрет, и вместе с ним умрет все, что делало его человеком, являлось его сутью. Умрут его истины и заблуждения, умрут сожаления и несбывшиеся грезы, ожидания, разочарования, надежды… Его личность, его разум – столь совершенная совокупность уникальных эмоций и черт, – куда все это могло исчезнуть? Ни медицина, ни религия, ни философия ответа на этот вопрос не знали. Только домыслы, да околонаучные споры, не дающие ни ясности, ни утешения. И если бы он мог повернуть время вспять… Скольких ошибок мог бы он избежать, как многое хотел бы исправить…

Писк таймера отвлек его от невеселых размышлений. Пора принимать лекарства. Уваров отвернулся от окна и медленно пошел к столу, заставленному большим количеством пузырьков и таблеток. Внезапно он почувствовал дурноту. Чья-то невидимая рука сдавила затылок, сжала виски, металлическим обручем обхватила голову.