Роберт Силверберг - Трое уцелевших. Наковальня времени. Открыть небо [сборник]

— Значит, вы признаете, что повинны в его смерти?

— Я признаю только то, что позволил ему поставить свою жизнь на карту.

— Мы предупреждали вас.

— Да, но я не знал, как жестоки эти люди. Теперь я познакомился с ними поближе. И я не могу быть один. Допустите меня к работе, Мандштейн.

— Ваши намерения слишком прозрачны, Мартелл. Вы приехали сюда исполненный идеализма и желания принять мучения за свои идеи. Но слишком быстро сдались. Я просто уверен, что вы хотите шпионить в нашей организации. Обращение никогда не было легкой задачей, и вы это отлично знаете. К тому же вы не похожи на человека, который легко меняет убеждения, поэтому я не доверяю вам.

— Просветите меня.

— Я? Я не телепат. Зато обладаю трезвым умом и немного разбираюсь в шпионаже. Поэтому я говорю вам без обиняков: вы приехали сюда шпионить.

Мартелл глядел в ночь:

— Значит, вы отказываете?

— Вы можете найти здесь убежище на ночь. Но завтра вам придется уйти.

Мне очень жаль, Мартелл, но ничего другого я не могу сделать.

Мартелл понял, что не в силах изменить решение лазариста. Тем не менее он не удивился, и не огорчился. Переход к еретикам был не очень-то ловким и продуманным ходом, и он еще до разговора предчувствовал отказ.

Месяцев через шесть-семь, ответ, возможно, был бы иным.

Он оставался в стороне, пока небольшая группа миссионеров совершала вечернюю молитву. Здесь были три измененных землянина и семь венериан.

После обряда Мартелл принял участие в их скромной трапезе, состоявшей из какого-то незнакомого по вкусу мяса и кислого вина. Он сидел в компании с тремя лазаристами, которых, казалось, не смущало присутствие Мартелла. У одного из них, по имени Брадлауг, были на удивление длинные руки. Другой — Лазарус, — крепкий, плотный, с широким лицом, привлекал внимание до странности отсутствующим взглядом. У Мартелла появилось подозрение, что этот Лазарус — эспер. Заинтересовало Мартелла и его имя.

— Вы не родственник знаменитого Лазаруса? — спросил он.

— Я его племянник, но никогда не видел своего знаменитого дядюшку.

— Кажется, его никто и никогда не видел, — сказал Мартелл. — И мне иногда приходит в голову, что он не реально существующий человек, а миф.

Лица всех сидящих за столом мгновенно помрачнели. Только Мандштейн невозмутимо заметил:

— А я встречал людей, которые его знали. Говорят, он производил сильное впечатление. Ученый, большой ученый, и при том очень скромный человек. Он никогда не повышал голоса, но пользовался огромным авторитетом.

— Как и Форст, — вставил Мартелл.

— Да, пожалуй, — согласился Мандштейн. — Они оба наши руководители и пример для нас. — Он поднялся. — Спокойной ночи, братья!

Мартелл остался за столом с Брадлаугом и Лазарусом. После ухода Мандштейна воцарилась гнетущая тишина. Наконец Брадлауг поднялся и сказал:

— Я провожу вас, брат.

Комнатка была очень маленькая. В ней стояла раскладушка, стены украшали религиозные атрибуты. Большего и нельзя было ожидать от станции миссионеров. Как бы то ни было, спать здесь можно, решил Мартелл. Он помолился и закрыл глаза. Через некоторое время его одолел сон. Тонкая корочка забвения затянула черные воды неизвестности. Но вскоре эта корочка дала трещину: он услышал хриплый смех, что-то ударило в стену часовни, а когда Мартелл проснулся окончательно, то услышал рычание:

— Отдайте нам форстера!

Он сел на раскладушке. Кто-то зашевелился в соседней комнате и вошел к нему. Это был Мандштейн.

— Они целый вечер пили и веселились, а теперь пожаловали сюда, чтобы доставить нам неприятности.

— Отдайте нам форстера! — снова прокричали из темноты.

Мартелл выглянул из окна. Сначала он ничего не увидел и лишь потом в слабом свете фонаря, висевшего над входом, различил семь огромных фигур.

Они, шатаясь, бродили по двору.

— Аристократы! Из высшей касты! — хмуро сказал Мандштейн. — Один из наших эсперов предупредил об этом визите час назад. Рано или поздно, это должно было случиться. Я спущусь вниз и успокою их.

— Но вас могут убить!

— Не я им нужен, — бросил Мандштейн и ушел.

Мартелл смотрел, как он выходит из дома. По сравнению с пьяными венерианами он казался карликом. Мандштейна тут же взяли в кольцо, и Мартелл устрашился расправы. Однако венериан медлили, а поза Мандштейна выражала бесстрашие. Из своей кельи Мартелл не мог слышать, о чем они говорили, по всей вероятности, миссионер уговаривал их уйти. Все семеро были вооружены, а двое или трое так пьяны, что едва держались на ногах.