Олег Дивов - «Если», 2016 № 04 (247)

Нужно иметь в виду, что тысячелетняя военная история человечества прошла мимо Севера, за исключением отдельных эпизодов Второй мировой войны. Это означает, что генералы и адмиралы еще не понимают до конца структуру этого театра военных действий. И они будут ее выяснять обычным методом проб и ошибок. А это означает ряд локальных военных конфликтов в Арктике, конфликтов, содержанием которых будет уяснение стратегических ориентиров.

Здесь нужно заметить, что Северный Ледовитый океан был одним из важнейших театров невидимой холодной войны: полярные моря не только были кратчайшим путем ракет из СССР в США или обратно, льды и айсберги резко повышали скрытность подводных лодок. Американская авиация и надводный флот НАТО могли контролировать Атлантику и — до определенной степени — Тихий океан. Но никак не Арктический бассейн.

Холодная война вернулась, и вместе с ней вернулось развертывание стратегических подводных сил противостоящих сторон в Ледовитом океане. Но «арктический десерт подтаял», а это значит, что теперь в полярных морях могут действовать и надводные корабли определенного класса. Назовем их условно «ледокольными крейсерами». И совсем не случайно Запад проявляет озабоченность развитием российского ядерного ледокольного флота. Аналогичных кораблей, равно как и опыта их создания, у США нет совсем, у Канады и Великобритании почти нет, что придает ситуации вокруг арктического бассейна определенную асимметричность. Что поделать: долгое время никто не мешал «русскому медведю» водружать свой флаг на пустынных арктических островах, а потом строить ледоколы, чтобы как-то до этих островов добираться. И вдруг ситуация изменилась.

Полярные моря — не только логистика, транспортные сети и новый театр военных действий. Это также шельфовая нефть и, возможно, что-то еще. Урановые месторождения в арктической Канаде самые богатые из известных человечеству, но все ли острова Северо-Западного (да и Северо-Восточного) прохода исследованы досконально?

Полярные моря — это еще и «кухня погоды». А, может быть, в недалеком будущем — погодный генератор, которым мы сможем до некоторой степени управлять. И трудно сказать, в чем больше риска: в недодуманных человеческих экспериментах в логике романа «Вверх дном» или — в развитии стихийных природных процессов. Например, повышение температуры арктического бассейна вызывает рост образования айсбергов, что изменяет путь Гольфстрима, отклоняя его к югу, и формирует циркульарктическое холодное течение, которое в несколько десятилетий превращает нынешний климатический оптимум в новый малый ледниковый период, к радости борцов с глобальным потеплением.

Наконец, главное. Арктика — возможность создания нового типа цивилизации с совершенно другими ценностными и целевыми установками. Это все-таки современный фронтир, в котором выживают люди определенного типа. В Арктике нет гендерного равенства и ювенальной юстиции: там холодно и еврочиновники вымерзают вслед за менеджерами. Здесь живут люди действия, быстрых общих решений, люди напряжения сил во имя будущего этих земель и льдов, «ради того непознанного, во имя чего зачинается и проходит индивидуальная жизнь человека» (О. Куваев. «Территория»).

Толерантность здесь иная, чем в солнечных странах, толерантность совместного выживания.

Нет рекламы. Нет и рынка. Полярные земли — территория хозяйствования: там создается не товар для продажи, а местный продукт для потребления и повышения освоенности земли. Хозяйствование здесь хищническое, другим оно быть пока и не может, но оно создает и осваивает паттерны, которые пригодятся человечеству. Например, в Дальнем космосе.

Холод полярных областей планеты создал там совершенно особый тип времени. На полюсах сходятся не только меридианы, но и эпохи. Может быть, отсюда пристальное внимание фантастики к странным и неправдоподобным землям и морям, людям и инолюдям, своим и чужим.

Д. Симмонс прославлен фантастическими романами циклов «Гиперион» и «Олимп». Но его «Террор», формально обращенный к судьбе экспедиции Франклина, рисует чудовищ, сравнимых со Шрайком или Калибаном, и ставит вопросы, не менее значимые для будущего, нежели Связующая Бездна и нанотехнологии.

Для Г. Лавкрафта Антарктика — это «Хребты безумия», отделяющие нашу привычную историю от истории, уходящей в бесконечности пространств и времен.