Алексей Гришин - Худой мир

Марине казалось, что она смотрит какой — то плохой фильм. Из тех второсортных ужастиков, где актеры даже не стараются играть, изобразить страх, ужас, боль. Казалось, это какой — то трюк, фокус, иллюзия. Сейчас Кирилл взмахнет рукой — и раны затянутся.

Кирилл взмахнул рукой — и оголил собственное запястье, покрытое мелкими седыми волосками.

— В то же время, — сказал он на камеру, — для человеческой плоти состав безвреден.

Он надавил на шприц и выдавил остатки содержимого себе на руку. Не причинив ни малейшего вреда, жидкость стекла по коже и пробарабанила по полу.

— Теперь нужно немного подождать, чтобы проследить за остановкой реакции, — Кирилл пододвинул стул поближе к столику и уселся, тяжело вздохнув. При этом он почти полностью закрыл Тимура от Марины.

— Тяжелый выдался денек, — пожаловался он камере, — Пока ждем, я хотел бы вот что сказать. Помнится, в ответ на прошлую лекцию я получил вопрос о морально — этической составляющей эксперимента. Отвечаю: эти люди добровольно отдали свое тело под управление государственных структур, подписав соответствующее соглашение перед биорефакторингом. С учетом упразднения старых институтов власти и появления новых, я не вижу причин по которым военное использование имеет приоритет над научным. И, я думаю, ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что ядром нового социального строя должны быть именно чистые люди, не подверженные влиянию извне и не склонные к неожиданной агрессии. Зачатки такого строя сейчас зарождаются в Новожилово. Именно здоровое человеческое ядро определило этих киборгов — позволю себе такое заезженное слово — как военных преступников. Для нового общества они бесполезны и даже опасны. Вот это — единственная польза, которую они могут принести новому строю. Это их долг. Одну минутку.

Он медленно поднялся, медленно доковылял до канистры с водой, и, чуть приподняв маску, медленно, большими глотками выпил стакан залпом.

— Кстати, — продолжил он, вернувшись на место, — вас может заинтересовать второй испытуемый — девушка.

Он сделал какой — то едва заметный жест, и Марина увидела, как камера повернулась в ее сторону. Ей стало мерзко и противно. «Что от меня останется, когда они будут смотреть эту запись? С неподдельным интересом, наверное, смотреть?»

— Режим гражданской обороны, который активен у обоих испытуемых, заставляет микромашины сохранять жизнь, здоровье и боеспособность носителя любой ценой. Подчеркиваю: боеспособность. Беременность является таким же нежелательным фактором, как и ранение, перелом или даже обычная простуда. Все попытки зачатия будут пресекаться, пока режим ГО активен, а надеяться на то, что приказ об его отмене, когда — нибудь поступит, я бы не стал. Модифицированные женщины стерильны. И, значит, бесполезны. Так, ну что там у нас? — неожиданно спросил он Тимура тоном, которым медсестры просят достать градусник, — судя по всему, реакция закончилась. Можно продолжать.

Камера снова повернулась к Тимуру. Кирилл медленно поднялся со стула и поднял со столика пистолет.

— Очевидно, что в полевых условиях состав выгоднее всего доставлять в виде пуль. При этом…

Он выстрелил, не договорив. Рука Тимура попыталась было принять форму винтовки, но запнулась на прожженной ладони. А после того, как пуля вгрызлась в плечо, рука его и вовсе повисла беспомощно. В плече кипела и дымилась страшная черная рана. Крови не было — кровь запеклась сразу, а потом микромашины отрезали поврежденные сосуды от кровеносной системы. Плоть и кости были давно замещены микромашинами и тоже обуглились изнутри. Тимур уронил голову на грудь и безвольно обмяк на стуле.

— …достигаемый эффект ничуть не хуже.

У Марины кружилась голова. Она далеко не сразу поняла, о какой стерильности говорил Кирилл. Ассоциативный ряд в ее голове привел ее только к стерильной комнате, стерильным инструментам и стерильному шприцу — к тому, что окружало ее сейчас и что представляло угрозу. Творилось какое — то узаконенное и логически обоснованное зверство, против которого протестовала каждая клетка ее тела — живая ли, металлическая ли.

Дверь в лабораторию неожиданно распахнулась и на пороге показался Олег. В своей привычной черной куртке, военных сапогах, запыхавшийся и очень взволнованный. Кирилл посмотрел на него как на досадливую помеху и скомандовал:

— Пауза. А, Олежек, — он вдруг сменил тон на отечески — ласковый, — Заходи. Как раз есть что показать.