Алексей Гришин - Худой мир

— Тут раньше жил лесник, Иван Сергеевич, — пояснил Ян, прислоняя тачку к стене, — Хороший был мужик. Вот не знаю, куда делся.

Жена его уже поднялась на крыльцо и поманила Марину рукой.

— Пойдем, милая, в доме никого, — ласково позвала она, — Ян, сходи воды принеси пока.

Тот открыл было рот, чтобы что-то возмущенно возразить, но, вовремя сообразив что к чему, промолчал и очень уж медленно пошел к колодцу. Марина улыбнулась про себя и направилась в дом. Скрип-скрип по ступенькам, жалобно запела несмазанная дверь.

В домике было темно, свет шел только от дверного проема. Небольшой коридор, закрытая дверь направо. Прямо — комната, массивный шкаф, печь и грубо сколоченные нары — восемь спальных мест по два яруса. На них матрасы и удивительно чистое белье. Пахло деревом, свечками и мхом.

— Бывает, не продохнуться, а сегодня повезло — никого, — радовалась старушка, копошась в шкафу, — Тебе надо переодеться, а то простудишься. Вот, вроде что-то подходящее.

Она вытаскивала вещи и складывала их на ближайшую лежанку. Сначала там оказались джинсы — почти новые — затем монотонно-зеленый свитер, неуместно веселый, и вязаные носки, длинные, как гольфы.

— Это я сама вязала, — похвасталась хозяйка, — Держи.

— Спасибо, — Марина приняла от нее одежду, — А как вас зовут?

— Ольга Петровна, — ответила хозяйка, чиркая спичками около печки, — Сейчас много народу приходит. Я таскаю сюда одежду из дома на всякий случай. Кому переодеться, кому подлатать. Конечно, все больше мужское. Куртку возьмешь зимнюю яновскую. А ты чего стоишь? Давай переодевайся.

Марина, немного смутившись, пошла к нарам в дальний угол. Ей не хотелось переодеваться прямо сейчас — при чужом человеке, в чужие вещи. Но платье ее, летнее любимое платье, действительно уже не грело, а как держалось до сих пор — вообще непонятно. Поколебавшись, она сбросила куртку и рюкзак и, отвернувшись, расстегнула молнию.

В печке весело зашуршал огонь. Старушка открыла заслонку, в трубе заиграл ветер.

— Тебе если что-то по женской части надо, ты говори.

Пока Марина соображала как ответить, та повернулась к ней и всплеснула руками:

— Ой, как все подошло! Не жмет нигде, не колет? Ну и слава богу. Отдыхай, скоро будем ужинать.

Все и правда подошло, разве что браслет с компасом пришлось снять — больно узкими были рукава у свитера. «Обувь бы еще новую», — печально подумала Марина, — «Или хотя бы чуть менее старую».

Вскоре пришел Ян с двумя ведрами воды, зажег керосиновую лампу и несколько свечей. За ужином Ян вспоминал людей, которых он встречал в Петербурге двадцать лет назад, места, где он бывал. Радовался, когда Марина могла что-то ему ответить, огорчался, если не могла. «Я ведь рассказываю ему то, чего больше нет», — думала она, — «Месяц назад было, а теперь уже нет. Дворцовая, Конюшенная, Марсово поле. Мне каждое воспоминание как горечь, а ему от них светло. Будет ли мне так же светло вспоминать через двадцать лет?».

— Мы сегодня уже не пойдем, — подытожил Ян, — Ты извини стариков, я думал быстрее управимся. Заночуем тут, а завтра пойдем в Новожилово. Авось, ничего не случится.

— А ракета? — поинтересовалась Марина, — Ее, разве, не могут запустить?

— Ааа, слышала? Не бойся, Денис мухи не подпустит к ней. Да никто пока и не рискует приблизиться. Опасаются. Разве что пойдут на штурм, но мы об этом точно узнаем. Спи спокойно.

Забравшись на вторую полку, под самый потолок, Марина завернулась в одеяло и только тогда почувствовала, как устала за все эти дни. Ноги ныли, ссадины и мозоли терлись о шерсть носков. В голове бродили мысли, путались, мешая друг другу. Одна из них, стыдливо прятавшаяся где-то в закоулках разума, робко выглянула, потревоженная невинными расспросами Ольги Петровны.

Задержка составляла уже три недели.

Поспать спокойно не удалось. Было темно и по-раннему прохладно и сыро, когда за дверью раздались голоса. Дверь отворилась резко, в проеме замелькали огни фонариков.

— Кто есть? — раздался басовитый шепот. Марина раздумывала, стоит ли отвечать, но голос подал Ян.

— Я, — ответил он отчетливо, — Денис, ты разве не в Новожилове должен быть?

— Пришлось побегать, — дверь закрылась, зажглась керосиновая лампа и первым делом выхватила из темноты огненно-рыжую бороду. Невидимая рука подняла лампу выше, осветив такую же рыжую шевелюру и темно-зеленую бандану на шее, — Мало мне Вепря, так еще Наташка — балбесина — упустила патруль. Хорошо поспел вовремя, разобрали на запчасти.