Алексей Гришин - Худой мир

Она обернулась. Диана глупо щелкала бесполезным брелоком. Потом к презрению на ее лице добавился ужас, она выронила брелок и, сильно хромая, ринулась прочь, затравленно оглядываясь. Марине не стоило бы большого труда догнать ее — адреналин еще гулял в крови — но она этого делать не стала.

Она дошла до старого дуба и села на мокрые корни, прислонившись спиной к волнистой коре.

— Скажи, — спросила она, — Раз уж неизвестно сколько мы с тобой еще проживем… Как тебя кстати зовут?

— Павел, — озадаченно ответил тот.

— Павел, ты никогда не замечал, что сросся с деревом?

«Я схожу поищу воды», — сказала Марина Павлу перед уходом. Она собиралась вернуться через полчаса максимум. Но не вернулась. Эта мысль, как заноза, сидела где-то под ребрами. Она непроизвольно оборачивалась и спрашивала себя: «Правильно ли я сделала?»

— О чем грустишь? — приветливо спросил Ян. Крепкий мужик, за шестьдесят, с аккуратно стриженной сединой, толкал перед собой пустую тачку, громыхающую на каждой кочке. Супруга его представиться забыла, и шла она еле поспевая, опираясь на трекинговые палки. Впрочем, она не жаловалась, и на вопросительные взгляды Марины по-доброму отвечала: — Иди, милая, не бойся, не потеряюсь.

Марина наткнулась на них на тропинке. Печальное состояние ее одежды, да еще и раны на теле, вызвали у пожилой пары желание помочь: взять с собой, отвести в безопасное место, переодеть и накормить. Кутаясь в Янову теплую куртку, Марина размышляла: сказать про Павла?

Когда она уходила, Павел заснул. Заснув, он перестал сиять красным. Его втянуло вглубь старого могучего ствола и края ниши захлопнулись, как створки. Он предупреждал ее, что так будет, и все же она не верила своим глазам. Нет его, будто и не было. Только покачиваются ветки на ветру, роняя желтые листья, и гуляет гул, будто дерево храпит медным горлом.

«Пока не стоит», — ответила она себе, — «Сейчас он в безопасности. Вспомни Диану. Узнай их получше»

— Тут одной опасно ходить, — поучал Ян, — Вот севернее, за Новожиловым, уже спокойно. А вокруг Смородинова озера лучше не стоит.

— А мы разве не к нему идем? — уточнила Марина.

— Так я ж говорю — одной опасно, — пояснил он, — Ты с Орехова?

— Из Питера.

— Эк тебя занесло, — присвистнул Ян. Он остановился, похлопал себя по карманам, вытащил из смятой пачки сигарету. Зажав ее зубами, поднес палец — и вспыхнуло пламя. Зеленоватое сияние Марина заметила еще раньше, что у мужа, что у жены. «Повезло им», — подумала она, — «Не пришлось терзать друг друга». Потом спохватилась. «Правду сказать, или…?»

— Мы с одним доктором условились пересечься тут неподалеку. Но не пересеклись, — Марина вздохнула. И полуправде поверили.

— Говорят, там много людей погибло, — задумчиво произнес Ян, выдыхая дым, — Правильно сделала, что ушла. А что же родные? Родители?

«Как поступить», — судорожно рассуждала Марина, — «Сказать, не сказать? Доверять, не доверять?»

Вместо ответа она многозначительно помотала головой. Ян понял — по своему разумению — и тяжело вздохнул. Жена его, стоя рядом, что-то шепнула на ухо мужу. Тот вдруг просиял и спросил, обращаясь к Марине:

— Фамилия доктора, часом, не Орлов?

— Звали его Саша, а фамилию не спросила.

— Черт, а я имени не знаю. Неделю назад появился в Новожилове. Может, как раз твой знакомец? Тогда и думать нечего, идем с нами, проводим.

Так она и пошла вместе с ними, вслед за громыхающей тачкой, чуть впереди улыбающейся старушки. Пройдя порядочно, она обернулась — не виднеется ли красное сияние. Вдали ничего не было. А вблизи, в придорожной канаве, краснело перепуганное чумазое лицо. Юное совсем, восточное, с узким разрезом глаз. Дрожащий палец припал к губам, нервно качается голова из стороны в сторону.

Ей вспомнились Диана и убитые ею на дороге люди.

«Прячется. От кого? От нее? От моего отца? Ото всех на свете?»

Она отвернулась и промолчала. Не выдала его ни кивком, ни поворотом головы, ни движением губ. Повернулась назад, украдкой взглянула на своих спутников — вроде не заметили.

«Пусть прячется. Мне самой бы ох как хотелось спрятаться…»

На закате они пришли к низкой избушке, крепкой, сосновой. Восточная стена была выкрашена белым, тут же валялось опрокинутое ведро с засохшей краской, а прочие стены синели облезло-обшарпанно. Окна то ли закрыты изнутри ставнями, то ли вовсе заколочены. Над треугольной ржаво-рыжей крышей — кирпичная труба. Невысокая плетеная оградка отделяла заваленный листьями двор от заваленного листьями леса