Алексей Гришин - Худой мир

Он подошел близко — так, что дуло автомата ненароком уперлось ей в руку.

— Ну так как мне поступить, дочь? — спросил он, — Мне меньше всего хочется подставлять своих ребят.

— Каких еще ребят?

— Вот этих, — отец вытянул руку вверх, и в воздух взвилась сигнальная ракета. Не прошло и минуты, как откуда-то из леса поднялся ответный огонек. Взревел мотор и что-то тяжелое заскребло колесами вдали, медленно приближаясь.

— Извини, я не могу взять тебя в лагерь, — покачал он головой, — Я боюсь, ты кого-нибудь там убьешь ненароком.

— Я? — Марина полностью растерялась, беспомощно глядя то на отца, то на приближающийся бронетранспортер. Лиза стояла рядом, разинув рот, пока отец не схватил ее за руку и не дернул на себя.

— Лиза пойдет со мной, — заявил он, — поспит и поест в нормальных условиях. Тебя я тоже не бросаю — пригоню тебе палатку и ужин. Но с нами тебе нельзя.

— У тебя тут что, военный лагерь?

— Так точно, — улыбнулся он.

— Война закончилась.

— Это твоей взломанной головушке так кажется. Но ничего. Я ее закончу, тогда и займемся твоим лечением.

— Разве Марина заболела? — ничего не поняла Лиза.

— Немножко, — ответил отец. Он поднял руку — и транспортер остановился в сотне метров от них, — боюсь ближе они могут открыть огонь, не разобравшись. Жди тут. И никуда не уходи, если жизнь дорога. Скоро вернемся.

И они пошли от нее прочь. Марина стояла посреди дороги и смотрела им вслед, не веря, что это действительно происходит. «Бред, дурной сон. Я сплю. Мы еще идем с Лизой вдвоем, и я просто вижу кошмар».

Трое бойцов выскочили из бронетранспортера и, построившись по стойке «смирно», отдали отцу честь. Лиза с любопытством посмотрела на них и тоже приложила руку к голове, но отец одернул ее. Они залезли на машину, и та начала сдавать назад.

Придя в себя, Марина рванулась было за ними, но вовремя одумалась. У всех бойцов, и у самой машины, были ярко-красные силуэты. «Не думаю, что они меня пожалеют». Она, шатаясь, отошла с дороги и присела у пенька с непонятными опятами. Ее трясло и знобило, осеннее солнце не грело и не давало утешения. «Что мне делать… Ждать, что же еще? Куда мне еще идти? И как я могу бросить Лизку?»

Вечером Лиза пришла к ней. Она усердно тащила армейскую палатку и котелок с остывшим рисом.

— Там здорово, — рассказывала она, помогая ставить палатку, — Все добрые, улыбаются. Конфет надавали полный карман. Вот, держи половину.

— Ты останешься? — с надеждой спросила Марина.

— Я обещала папе, что вернусь, — опустила глаза Лиза, — Да и дядя Ренат стоит там и ждет меня.

Марина вздохнула.

— Отец не говорил тебе, что они там делают?

— Он сказал, что хочет закончить войну. Дал мне вот такую штуку, — она вытянула руку, и ее указательный палец превратился в сложный узор выступов и впадин. Марина поняла — это был ключ, — Сказал что под дном озера расположена шахта «Стрекозы». Мы спустимся туда и оба повернем ключи. Он смеялся, когда рассказывал. Я думаю, он хочет выключить ракету, чтобы ее никто не запустил. Правда ведь?

Марина закрыла глаза.

— Да, — с трудом ответила она, — конечно выключить. Посиди со мной еще немного. Пожалуйста.

Добыча была обречена. Прижав уши, тщетно путая след, ясный как лунная дорожка, крольчиха выбежала на тропу. Неясыть оглянулась по сторонам, нырнула в ночной воздух и поплыла. Серой легкой тенью, тщательно скрывая блестящий металл под мягким пером.

Бесшумно паря, сова на мгновение вынырнула из надежного лесного покрова на просеку, разделившую лес надвое. Мельком она увидела двоих: солдата и маленькую девочку. Они горели опасно-алым, и шли, не таясь, в свою шумную человеческую стаю. Что-то заставляло сову испытывать к ним страх.

Жертва, повинуясь какому-то чувству, резко ушла в сторону. Легким наклоном крыла сова изменила курс, неумолимо приближаясь, впившись желтыми глазами в красный силуэт. Настигнуть, обрушиться, растерзать. Как сотню кроликов до, как сотню кроликов после. Неминуемый триумф.

Чуткий совиный слух уловил выстрел. Он уловил бы его, случись тот в километрах отсюда. И даже тогда было бы поздно: пуля летит быстрее. Боль обожгла приветливо распахнутое крыло, разметала сталь и плоть, пролила кровь на желтые опавшие листья. Крольчиха метнулась в чащу, не ведая даже, что ей грозило. Неясыть инстинктивно дернулась за ней, не рассчитала и рухнула, зацепившись за разлапистые еловые ветки. Тяжелый мокрый мох присосался к зияющей ране, земля приветливо распахнула объятья узловатых корней, дохнула могильным холодом. Птица попыталась подняться и вдруг заметила в кустах два голодных глаза. Лохматый и мокрый, с обрывком цепи на железном ошейнике, пес стоял и капал слюной от вожделения. Сова попыталась распушиться и раскинуть широко крылья, угрожающе открыла клюв и выпучила желтые глаза. Но пса не обмануть, пес уже почуял кровь.