В Бирюк - Чума [СИ]

Ей-то и так эти дела… А уж когда все в стол смотрят да с мозгов пыль стряхивают…

— А! Херня! Времени перевод, уму скорбление! С этого разговору толку не будет! Давай, Воевода, про моё! Я те сколь много разов говорила…!

Я сразу понял: на луну выть пока рано. Поскольку — «забрезжил рассвет». В моих мозгах.

Эдак я скоро Марану вровень со святой княгиней Ольгой почитать стану — «заря перед рассветом».

— А ну стоп. Затихни, сказал! Та-ак… А пойдём-ка мы, госпожа Марана, в твоё заведение. В обитель, так сказать, горестей, болестей и печалей. С надеждами и облегчениями. Там и потолкуем. Все свободны.

Тут надо чуть назад.

Терентий, которому подчинены дальние погосты в период их создания, в самом начале весны 1167 г., после моего возвращения из «шпионского забега» в Великие Луки, докладывает, среди кучи разных накопившихся дел:

— А ещё в Усть-Маломском погосте людишки перемёрли во множестве.

— А что ж так?

— Да кто ж его знает? Отписывают — мор какой.

Малома — приток Вятки, выше Пижмы, по которой мы туда вылезли. Не шатко, не валко, но Вятку мы под себя подгребаем. И вверх, и вниз. Вниз… там булгары. Там сторожко надо. Не провоцируя сильно эмират. Вверх — полегче. Тамошние племена потихоньку примучиваем-приголубливаем. Они уже и воевать за эмира не пойдут, и торг с булгарскими купцами не ведут.

Мор в погосте зимой? — Нетипично.

Типично: сгибли с голоду, замёрзли, погорели, звери съели, злые вороги приходили, травмы, пищевые отравления, ссоры до резни… Мора — не было. Странно…

Прошу показать «первоисточники» — что писали с погоста. И раскладывается у меня…

В погосте сидят двое мальчишек-телеграфистов. Это занятие требует внимания, наблюдательности. Уже говорил: мои вышки не только передатчики, но и источники информации. Ребят учат не только светом моргать, но и по сторонам смотреть. На всякие, выпадающие из обычного течения жизни, события.

«Отработка по отклонениям».

Эти подростки, начиная с первой смерти, дают «в эфир» ежедневную сводку. Не конспект: «вася — заболел, петя — помер», а куда подробнее. Фактически — клиническую картину. Даже с «температурой по больнице»: пара термометров в снаряжение мед. пункта входит, а фельдшер умеет их применять.

Чисто для знатоков: температура у аборигенов примерно на пол-градуса выше, чем в 21 в. 37 — норма. Почему — не знаю.

Беру Терентия, ворох этих сигналок и топаю к Маране.

Та сидит довольная, вся в кровище и гноище: ампутацию нижних конечностей провела. Придурку, который обе ноги отморозил по глупости. Ампутация прошла успешно, будет жить. Вроде.

Коллеги, вы, конечно, как вляпнулись, сразу обратили внимание, что на «Святой Руси» очень мало безруких и безногих. Не совсем уж так, как безголовых… в физическом смысле этого понятия. Но — близко.

Сухоруких, беспалых, колчегоногих — полно. Слепые, хромые, горбатые — постоянно в поле зрения. А вот с неполным набором конечностей — редкость.

Для россиянина 20 века — бьёт по глазам. Наши города со времён русско-японской постоянно наполнялись множеством инвалидов. Стук палочек, костылей, протезов по мостовым…

Цепочка очевидная: война-ранение-ампутация-костыли.

Здесь тоже война. Есть, во множестве, и ранения. А вот ампутация… Бывает. Очень не часто. Не по глупости местных лекарей, а по общеизвестному результату: едва ли один из десяти пациентов выживает.

Одноногий пират Джон Сильвер из «Острова сокровищ» — чудо британской медицины 18 века.

Понятно, что если воину в бою отрубили руку, то назад пришивать не будут. Но сам лекарь отрезать, например, гангренозную ногу… Зачем мучить страдальца? Всё равно не выживет.

Мы это дело поломали, вывернули статистику наизнанку. Не 1:9, а 9:1. В смысле выживших. Так что Маранина гордость — вполне обоснована. Понятно, что я тоже «руку приложил». В части материально-технического. Слов умных по теме рассказывал. Она восприняла, додумала, освоила. Сделала.

Она — сделала. Честь ей и хвала.

Жаль, нахваливать её у меня нынче нет настроения — новая напасть образовалась.

— Мара, ты это видела?

— Отстань. Отдыхаю я.

— Ты кем себя мнишь?!

— Не твоё дело кем я себя мну! Недосуг мне!

— Марана, досуг у тебя, как и у меня, будет в гробу. Хочешь уже нынче… удосужиться? Или тебе колыбельную спеть?

И я напел ей из былого и уместного: