В Бирюк - Приступ [СИ]

Лазарь молчал, как партизан, хлопал глазами, затыкая себе рот кружкой с бражкой. Каждый вечер его «под руки» уводили слуги.

Общественная деятельность на Руси всегда требует хорошей закуски и крепкой печени.

Дело дошло до того, что его жена-«разлучница» просила меня повлиять на супруга.

— Господине! Помрёт же! Я ж мужа, богом данного, потеряю! Да и ты слуги верного лишишься.

Я гаркнул. По телеграфу.

Увы, количество буковок «р-р» обозначает эмоцию. Но не передаёт её глубины. Тогда велел Лазарю немедля идти к Боголюбскому. Дабы дать совет. Непрошенный.

На Руси говорят: «Совет хорош, когда его спрашивают».

Но тут следую туркменскому: «Камень, брошенный по совету, летит дальше».

Пришло время «разбрасывать камни». «Камнеметание», как и всякое дело, следует делать хорошо: надобно заелдырить посильнее.

Лазарь от такого поручения враз протрезвел. Он, как и множество бояр возле князя Андрея, его просто боится. Виноват: не просто. А очень сильно.

Совет — добрый, простой, обоснованный:

— Княже, сделай так, как сделал предшественник твой, князь Ростислав Смоленский (Ростик). (Ничего нового — вот прецедент). Возьми клятву с просителей, что они гонят тебя в Киев, дабы ты «правил на всей своей воле». «Правил» — в Киеве, в их городках и во всей Святой Руси.

Мономах управлял «тройственным согласием»: дружины, народа и «чёрных клобуков». «Тренога Мономахова». Закона такого не было, но была «практика народной демократии». Точнее: олигархии, учитывая состав каждой из «ножек» той «табуретки».

«Ножки» постоянно хотели «ещё раз и лучше». В смысле: больше. Больше — «демократии».

Получалось по-разному. Мономах — балансировал, Долгорукий — укорачивал, Изя Блескучий — поблёскивал и подкармливал, Изя Давайдович — плодил «должников», из полона выкупал.

Десять лет назад киевляне призывали Ростика в Киев, предлагая ему «править по обычаю и согласию мужей киевских». Имея виду «мономахов табурет с расширениями». В свою пользу, конечно.

Ростик тогда высказался резко и киевлян послал. Те подумали, поняли в какую задницу они влетают, и согласились на его формулу. Формулу самодержца, абсолютного монарха. Но Ростик не посчитал и такое достаточным основанием. Он потребовал согласия не только киевлян, не только своих смоленских «лутших людей», но и новгородских. Авторитет его был столь велик, что все три города просили его принять великокняжеский стол на его условиях.

Эта же формула («на всей его воле») была вбита в ряд с Новгородом, заключённый при повторном вокняжении там Святослава Ростиславича (Ропака).

Теперь я (ничего нового!) советовал Андрею использовать ту же формулу. С одной мелкой подробностью: «править на всей своей воле» не в одном городе (в Киеве — у Ростика, в Новгороде — у Ропака), а во всех городах-просителях.

А «нет» — так «нет». Ежели им их нынешние власти дороже, то пусть они их и защищают. От «хищника», что на той горке сидит, откуда апостол Андрей проповедовал.

Лазарь сходил, слова донёс. Доложил, что Боголюбский в ответ фыркнул зло, велел проспаться. Чем Лазарь и занялся.

Ну и ладно: «не любо — не слушай». У меня и иных забот по темечко.

Боголюбский молился-молился своей чудотворной, да и выкатил эту идею «плакальщикам».

Рисково. — Но прецедент на слуху.

А вдруг откажутся? — А и хорошо!

Боголюбский в эти месяцы рвался между разумом и душой. Между необходимостью идти в Киев, выгонять «хищника киевского», обезопасить своё Залесье, и крайним нежеланием лезть в ту трясину, «что у нас Русью зовётся».

Если бы кто-нибудь сказал «нет», «мы и без тебя справимся», он бы выдохнул и перекрестился облегчённо:

— Моей вины нет, бог не судил.

В РИ он нашёл «третье решение», потрясшее своей новизной летописцев и ставшее позднее основанием российской государственности. В моей АИ я, со своим «психиатризмом» и собственными представлениями о целях и путях к ним… Впрочем, об этом позднее.

Едва пропозиция была озвучена, как во Владимире густо «запахло жареным».

Вот сидят три боярина из Елно. У них есть князь — Роман Ростиславович (Благочестник) Смоленский. Великий Князь Киевский им… никто. «Вассал моего вассала не мой вассал». Принять Боголюбского в качестве своего прямого государя… вместо Благочестника?! Измена!

— Не. Мы — не.

— А «хищник киевский»?

— И чё? Эт пусть князь…

— А кто вас сюда послал?

— Эта… ну… обчество… стал быть.

— И Благочестник про то не знает?