В Бирюк - Приступ [СИ]

— Господине! Там впереди другой отряд.

— Глянем.

Парень из головного дозора закрутил коня на месте и поскакал вперёд. Охрим подозрительно проводил его мрачным взглядом единственного глаза — не засада ли? Но я уже толкнул Сивку.

Дорога поднялась на невысокой гребень холма, поросший сосняком. От опушки шли две санных колеи. Одна вправо, к видневшемуся селению. Снег, сугробы с крышами внутри, полузанесённые плетни, поднимающиеся редкие дымки…

Подвезённый к краю леска сопливый проводник, радостно заблажил:

— Эта…! Вона…! Вишенки! Я те сказывал! Тама! С тя гривна!

Его вопли резко ворвались в тишину едва начавшего светлеть зимнего пространства, прерываемую только негромким позвякиванием уздечек, фырканьем коней, редкими звуками голосов. Конвоир, даже без команды, просто по чувству гармонии, приложил беднягу по почкам. Радостные вопли сменились негромким задушевным воем.

Значит — Вишенки. Повторяемость топонимов вещь очевидная. «Москва — на Миссисипи». А я чуть не прирезал мужичка, посчитал селение, одноимённое другому, на той стороне Днепра, обманом, происками врагов.

Да уж, у «Зверя Лютого» не только бойцы и кони притомились, но и мозги. Тщательнее надо, Ваня.

Вишенки, дворов десять, лежали правее и ниже нас. Ещё ниже, за ними, шла дорога. Видимо, к броду через ту речку, Нивку. Оттуда, постепенно открываясь взгляду, неторопливо выезжает отряд, всадников двадцать.

Хоругвей нет, стяги не подняты, золото не светит. Шеломы не блестят, кольчуги не гремят. Видны мечи и сабли на поясах у одних и у седла у других. Копья, щиты… отсутствуют.

— Гапу, Чарджи, Салмана, Любима — ко мне. Николаю — собрать обоз в кучу. Всем разобраться по турмам. Из леска не высовываться. Не вопить. Живо.

Вестовой кинулся назад, шёпотом выкрикивая мой приказ. Я отъехал на десяток шагов назад, слез с коня, снова вернулся к опушке. Сухан, привыкший уже за время похода, протянул подзорную трубу.

«Правильная» шлифовка «правильного» стекла, это, я вам скажу, такая вещь…! Такое иной раз увидишь — только диву даёшься.

Шестикратное увеличение рывком приблизило бородатые лица всадников.

Упряжь хороша, но решт нет, сёдла, потники крыты чем-то… нет, не бархатом, но пристойно, сапоги… целые, с носками… у некоторых… стремена железные, верёвочных нет… кони добрые, сытые, гладкие. Те или не те?

Здесь нет войсковой формы, знаков различия. На марше не поднимают стяги. Европейцы носят на одежде геральдику, сеньоры одевают своих людей в разные цвета. У нас из этого — ничего.

Гапа сказала: «побежит с семейством». Семейство верхами не потянешь. А возов нет. Какой-нибудь случайный отряд. Наверняка — вражеский. Шума поднимать нельзя. Если наскочить — кто-то убежит назад. Если следом идёт Жиздор — повернёт. На другую дорогу, на тот же Василёв…

Я повёл трубой вправо. Оп-па! Из-за бугра, из-за Вишенок на дорогу поднимался обоз. Десятка полтора одноконных саней. Пара возков впереди тройками. Возки крыты нехудо, не дерюжка с рогожкой…

— Чего, Воевода, опять за девками подглядываешь?

Насмешница. Сама чуть на ногах держится, а всё шутит.

Летом, когда я первый раз показывал ей такой инструмент, чисто случайно навёл его на пристань, где, укрывшись за стеной сарая, переодевались девки-работницы. Случайно. Надо же куда-то трубу направить. Она понимает, но подкалывает непрерывно.

— На, глянь. Может кого узнаешь.

Гапа слезла с коня, скинула рукавички, принялась пристраивать к глазу трубу, поданною мною.

Осунулась. Ночь и ей непросто далась. После встречи велел отдать её санки больным, самой сесть на коня. Верхом она ездить умеет: заставил выучиться. В седле держится, спокойная гнедая кобылка её сюда довезла. Но к подобному времяпрепровождению привычки нет, вон как тяжело с седла сползала.

Надо, Гапа, надо. Для этого и тащу тебя в общем строю. Ты единственная в моей команде, кто нынешнее околокняжеское окружение в лицо знает. Хоть некоторых из них.

— Что, постарела?

Агафья, не повернувшись, продолжая неотрывно смотреть в трубу, уловила моё внимание.

— Нет. Краше прежнего. Узнала кого?

— В третьем ряду правый — сам Жиздор. За ним — ясельничий. Приставал раз, лапал. Во втором ряду левый — сотник один. Из ближней стражи, не пускал как-то. За ясельничим через ряд — из спальников молодых, Катьке глазки строил. Всё выглядывал — куда ж инокиня с княжьего двора бегает. Прятаться пришлось.

Гости — жданные.

Меня начало трясти. От волнения, от радости, что пришли куда нужно, что не ошибся, что… вот прям сейчас… будет… Дело, ради которого мы сюда и пёрлись.