Йен Уотсон - Блудницы Вавилона

Возможно, педераст находил удовлетворение где-то еще, но предпочитал подростковый тип молодым мужчинам. А может быть, рафинированный вкус отвращал его от такого грязного удовольствия, как совокупление через задний проход. Тоже объяснение…

Мысли пошли вразброд, и Алекс заставил себя сосредоточиться. Очевидный выбор — загорелая блондинка. А лошадь? Физиономия, конечно, жуткая, но ведь это еще не значит, что у нее не может быть прекрасного тела? Они оба могли бы испытать нечто новое, неоднозначно волнующее. В соединении тел, привычных к такого рода маневрам, есть некая фамильярность, и Алекс, не будучи особенно искушенным в подобного рода вещах, все же не был полным невежей. Уродливая женщина может быть неловкой в любовных утехах. И, наоборот, может быть куда более чувственной; тогда как красота нередко уживается с фригидностью. И даже если уродине недостает изощренности в искусстве любви, это не означает, что она не может быть знатоком местных обычаев. Так что, идем знакомой тропинкой? Нет.

Алекс уже был рад, что не застал Дебору, хотя к храму подходили все новые женщины, а за ними, естественно, потянулись и мужчины.

Чему он радовался? Тому, что у нее все так быстро решилось? Тому, что она не увидела его здесь? За кого он радовался — за себя или за нее?

Алекс вдруг понял, что храм помогает людям постичь себя: разобраться в запутанных чувствах, увидеть в себе ложное благородство, лицемерное притворство, эгоизм и вожделение, понять иллюзорность устремлений — с тем чтобы научиться наконец любви, преданности и радости? Храм Иштар обнажал и встряхивал болото эмоциональной рутины и в этом смысле служил промежуточной станцией на пути в будущее, понять и постичь которое надлежало прежде всего эмоционально.

Выбор его в итоге оказался случайным. Краем глаза он заметил выходящую из зала Дебору, которую сопровождал высокий чернобородый мужчина в тюрбане.

Алекс в этот момент находился в конце ряда, около женщины, более всего подходившей под характеристику «мышка». Маленькая мышка с короткими каштановыми волосами и мелкими, вполне заурядными чертами; не красавица и не уродина, так себе, ни то ни се. Ей, пожалуй, не было еще и двадцати. Он опустил руку в мешочек, вытащил первую попавшуюся монету и, не глядя, бросил ей на колени.

— Ты.

Она едва заметно улыбнулась.

— Полагается сказать «Во имя богини».

— Во имя богини.

Она легко поднялась, держа в пальцах серебряную монету.

Может быть, именно таким и должен быть в идеале выбор в храме Иштар? Наугад. Бросил монетку — орел или решка. И монетку тоже доставать наугад. Пусть все решает случай.

И пусть Дебора — она как раз шла через двор — думает о нем что хочет. Если, конечно, заметила. Ее, похоже, занимают собственные мысли. А может, она лишь старательно делает вид, что ничего не видит.

«Мышка» шагнула к храму, и Алекс, оказавшись сзади, заметил в ее коротких волосах золотую заколку.

Через высокие окна струился мягкий свет. Комнаты для парочек вытянулись по одну сторону нефа, напоминая ряд исповедален. Немногие занятые были завешены тяжелыми парчовыми шторами; в одной из них, несомненно, укрылся и педераст со своей избранницей. Никаких звуков из-за штор не доносилось. В тех, что оставались свободными, Алекс видел ложе, кувшин с водой, чашу, полотенце. Вино и фрукты, маленькая горящая лампада. «Мышка» повела его к алтарю, мимо подметавшей пол и тихонько насвистывавшей себе под нос старухи. Другая старуха меняла белье и наливала свежую воду в комнате, которую, должно быть, только что освободили Дебора и ее любовник. Наверное, каждая из приходящих в храм женщин на какое-то время становилась в нем жрицей. У алтаря «мышка» опустила серебряную монету в большую золоченую вазу, уже наполовину заполненную другими монетами. Из котла тянуло ароматом сандала и ладана. Спутница Алекса опустилась на колени и произнесла короткую молитву на вавилонском. О чем она молилась? Чтобы он не был груб с ней? Или чтобы небо не дало ей ребенка?

Женщина направилась к кабинке между двумя другими свободными кабинками. Они вошли, и Алекс задернул шторы. Глядя один на другого, разделись в прыгающем свете лампады. На мгновение он представил ее в школе или в церкви какого-нибудь захолустного американского городка. Но нет — здесь она была вавилонской блудницей.

Маленькие, но упругие груди. Узкие бедра и выбритый лобок, из-за чего она казалась еще более юной и обнаженной. А вот подмышки волосатые.