Мысль о шарахающихся стадах тараканов меня несколько… отвлекла. Непрерывный плач сменился жалобным поскуливанием и всхлипыванием.
Прислужницы уловили смену настроения, и перешли к «разбору полётов» в предыдущем инциденте. Профессиональному.
Ой какой я глупый, сколько всего не знаю, не умею…! Точно сказано: «бессмысленный» — смыслов этого мира не разумею, простейшего, всем очевидного — не понимаю.
— Грязь, говоришь? А ты на улицу глянь — весна, снег везде сошёл, к нашему крыльцу посуху не подойти. А господин не поленился, по этакой грязи, сам… Другой бы тебя, дурня, заставил к себе бегом бежать, тебе бы ножками все это месить. А он сам… А ты нос воротишь от такого счастья редкостного.
— А что пол затоптал — так на то служанки есть. Тебе, что ли, на коленях ползать, доски песком речным оттирать? Или тебе рук холопских жаль? Так не нажалеешься. А что тулуп мокрый был — глянь за дверь: то дождь, то туман. И про побрякушки… Ну ты совсем дурной! Да каждый хозяйский подарок — хоть что! — честь, внимание, забота какая! Тут куда как поумнее тебя служат, да и то… Если раз в год ношенное платье к празднику кинут — радость. А тебе ни за что — такое! Серьги золотые! Да это разве что жене венчанной, да и то — за рождение сына-первенца. А ты кто? Ты что, девять месяцев носил, от всякого запаха блевал, криком кричал, когда по живому рвался?
— А что от дверей и сразу за задницу — так это опять же счастье твоё! Радуйся везению своему! Удаче редкостной! Значит, у него на тебя разгорелось. На тебя, дурачок серебряный, а не на того же Корнея-злыдня. Аль ещё на чей задок, которые здесь толпами ходят, пристроиться ищут. А говорить ему с тобой… знаешь сколько боярин за день наразговаривается? Ты что — ключник-стольник? А поговорить можно и потом. Или в процессе. Тут-то он от тебя никуда не денется, вынимать не будет, выслушает. А чего ж немого — да не выслушать-то?! Как засадит — рассказывай, маши ручёнками сколь пожелается. И коль господин тебя для этого дела использует, то и готов ты к этому должен быть всегда. Во всякий миг, денно и нощно. Ну, или вид сделай. Терпи, старайся. А лучше — расслабься, получай удовольствие и… старайся. Ублажай. Потому как ты тут — никто. Вся тебе цена, что на боярский уд — насадкой разок побыть дозволили. Слава господу нашему, что иной службы не требуют. Вот и делай, как ему хочется. От души делай, с ликованием искренним. Потому что мужики бываю четырёх типов. Которые любят, чтобы насадка на ихнем уду кричала от боли, которые — кричала, но — от радости, которые, чтоб им под это дело сказки сказывали, и которые — молча.
Тут они несколько поспорили о привычках хозяина. Фатима настаивала на первом варианте, ссылаясь на множество примеров из опыта действующего гарема Хотенея. Юлька соглашалась вообще, но указывала на специфику моего лично конкретного случая с улыбкой господину в бане. И произведённый ею эффект.
Потом они взялись за персональное обучение на примере конкретного случая. Как правильно себя вести, когда твой господин, светоч и повелитель, безусловно — любимый и долгожданный, но в данный момент конкретно — неуместный и неприглядный, лезет тебе под платье, хватает за задницу и жмёт к столу.
Юлька изображала меня, Фатима — Хотенея. Получается, я и правда полный дурак, и вёл себя как берёзовое полено. Оказывается, есть масса вариантов, даже бессловесных, подходящих и для меня, немого, и для наложниц-иноземок, которые языка не знают, и вообще — для молодых рабынь, которым с господином и разговаривать не положено.
По-хорошему, никакой связной речи в такой ситуации быть не должно. Всякие ценные указания, типа: «левее-правее» — для бестолковых и неумелых. Даже «да» — не обязательно. А уж «нет» — и вовсе… Набор ахов-охов, вдохов-выдохов, стонов-взвизгов… Интонационное богатство в русском языке вполне достаточно для обеспечения взаимопонимания в такой ситуации.
Мне показали варианты с затягиванием времени для саморазогрева, с получением пространства для манёвра, с переключением внимания… Да хоть вообще с полным уходом от контакта! Причём, можно сделать так, что господин сам себя почувствует дураком, а можно — и дураком виноватым, но — милостиво прощённым.
Нет, всё-таки в гаремной системе есть масса преимуществ. Я бы всё это недотумкал. Как хорошо, что у меня есть такие служанки-воспитательницы!
Я сидел на постели, подобрав под себя ноги, обтянув коленки подолом рубашки, и хохотал, глядя на ужимки своих подружек.
Читать дальше