Роберт Шекли - Хождение Джоэниса. Оптимальный вариант [сборник litres]

Стояла необычная даже для тропиков жара. Вокруг царили разнообразнейшие запахи – специи, керосин, древесный уголь, масло и навоз, и звуки – щебетание непривычных голосов, скрип водяного колеса, мычание волов, пронзительный лай собак, позвякивание медных украшений.

Присутствовали и другие звуки, источник которых не поддавался определению, и запахи, которые не с чем было сравнить. Мужчина в черной головной повязке кремневым ножом делал глубокий надрез на бедре мальчика. Зеваки наблюдали и хихикали. Пятеро мужчин мрачно били кулаками полосу гофрированного железа. По рукам у них текла кровь. Мужчина с синим камнем на тюрбане испускал клубы белого дыма.

Все это лишь усиливало ощущение головокружения, от которого все присутствующие кружились и медленно падали влево, и сосущей пустоты, словно внутри у толстяка исчез какой-то большой и важный орган. Когда человек болен, ему не до бизнеса. На следующей неделе, когда будем в Сингапуре, нужно обязательно показаться врачу, а пока что надо пройти по улице Воров, улице Смерти, улице Забывчивости – черт бы побрал здешнюю претенциозность! – улице Лабиринта, улице Желания, улице Рыбы, Исполнения, Орехов, Двух Демонов, Лошадей, и тогда до дома Ахлида останется всего несколько кварталов.

Тут толстяка дернул за рукав нищий.

– Имейте сострадание, подайте на пропитание!

– Я никогда не подаю нищим, – сказал толстяк.

– Никогда-никогда?

– Нет. Это дело принципа.

– Тогда возьмите, – сказал нищий и сунул толстяку в руку сморщенный финик.

– Зачем ты мне это даешь? – не понял толстяк.

– Так, просто причуда. Я слишком беден, чтобы позволить себе иметь принципы.

Толстяк двинулся дальше, сжимая в руке финик. Ему не хотелось выбрасывать этот странный подарок, пока нищий его видит. Голова у него кружилась все сильнее, ноги начали дрожать.

Толстяк приблизился к палатке предсказателя. Какая-то старая карга преградила ему путь.

– Узнайте вашу судьбу, господин! Узнайте, что вас ждет!

– Я никогда не пытаюсь узнать свою судьбу, – заявил толстяк. – Это дело принципа. – Тут он вспомнил о нищем. – А кроме того, мне это не по средствам.

– Вы можете заплатить тем, что у вас в руке! – воскликнула старуха. Она забрала финик и завела толстяка в палатку. Там она взяла бронзовую чашу и вытряхнула ее содержимое на столик. Это были два-три десятка монет самых разнообразных форм, цветов и размеров. Старуха внимательно изучила их, потом посмотрела на толстяка. – Я вижу изменение и становление, – изрекла она. – Я вижу сопротивление, за ним податливость, потом поражение, потом победу. Я вижу завершение и новое начало.

– А поконкретнее нельзя? – спросил толстяк. Его лоб и щеки пылали. Горло пересохло, и стало больно глотать.

– Конечно, можно, – согласилась старуха. – Но я не стану этого делать, поскольку сострадание есть добродетель, а вы – приятный человек.

И старуха резко отвернулась. Толстяк взял со столика монетку, вычеканенную из железа, и пошел дальше.

Улица Посвящения, улица Слоновой Кости.

Теперь его остановила женщина. Она не была ни молодой, ни старой. У нее было выразительное лицо, глаза подведены тенями, а губы накрашены охрой.

– Сердце мое, – сказала она, – моя полная луна, моя стройная пальма! Хочешь получить незабываемое удовольствие за небольшую плату?

– Пожалуй, не хочу, – сказал толстяк.

– Подумай об удовольствии, любовь моя, подумай об удовольствии!

Как ни странно, но толстяк знал, что эта грязная, больная уличная женщина действительно может доставить ему удовольствие, и куда большее, чем те предсказуемые бесплодные совокупления, которые он имел в прошлом.

Что за приступ романтизма? Однако это было абсолютно исключено – в здешних местах сифилис просто кишит. К тому же он спешит и не может задерживаться.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал толстяк.

– Увы мне! Другого раза не будет никогда!

– Никогда не говори «никогда».

Женщина дерзко взглянула ему в глаза.

– Иногда это слово бывает неизбежным. Другого раза не будет никогда.

– Возьми это на память, – пробормотал толстяк и сунул ей в руку железную монетку.

– Это мудро с твоей стороны – дать плату, – сказала женщина. – Вскоре ты узнаешь, что приобрел.

Толстяк отвернулся и машинально побрел дальше. У него болели все суставы. Нет, ему определенно нездоровится. Улица Бритвы, улица Конца – и вот он наконец у дома торговца Ахлида.

Толстяк постучал в обитую бронзой дверь. Слуга отворил и провел гостя через внутренний дворик в прохладную полутемную комнату с высоким потолком. Толстяк с облегчением уселся на мягкие парчовые подушки и отхлебнул из серебряного стакана охлажденного чая с мятой. Но он по-прежнему чувствовал себя как-то скверно, и головокружение никак не проходило. Толстяка раздражало такое его самочувствие. Оно причиняло ему все большие неудобства.