Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

— Ячмень проклятый, — обрадовался я. — Никогда не было, а тут сел.

— Его студить нельзя. Надеюсь, ничего страшного?

— Ерунда одна. Все пройдет. — Я огляделся и поздоровался со всеми другими присутствующими.

Здесь оказался Геннадий Федорович, шеф Артемия, которого я помнил еще по фирменному поезду. Один из «академиков». Тот самый, который никак не среагировал на мой клич: «Академики, в ресторацию!» Не нашел я тогда поддержки в его душе. Два незнакомых человека. Ну и, конечно, Афиноген Каранатович, вырядившийся как на свадьбу, но немного сумрачный и тихо взволнованный.

— Ну, все, кажется, собрались? — спросил Геннадий Федорович.

— Все, — ответил Афиноген.

— Начнем?

— Сейчас… Одну минуточку, — попросил Афиноген и начал что-то искать. Я понял, что он отдает эту «минуточку» мне, чтобы я хоть немного поговорил с Артемием.

— Читал, Федор, читал твой роман, — сказал Мальцев.

— Повесть, Артемий, повесть.

— В рукописи-то был роман. Ведь это я был первым читателем «Фирменного поезда».

— Хорошо, что я его тогда тебе отдал. Ход получился. А сам бы я ничего не смог пробить.

— Ну, когда нами заинтересовалась наука, твой роман понадобился и как подробнейший протокол событий, что ли, в нашем поезде. Так что, как только ты его написал, так тут же, можно сказать, стал писателем.

— Не стал я еще писателем, Артемий… Ладно. Сам-то как живешь? Как Инга? Дети?

— Инга молодец. На повышенную, правда, уже не вытягивает, но все равно молодец. А дети растут. Сашка в третий класс ходит. Валентина в детский сад. А Мишеньку еще в ясли носим… О! Тут у нас такая история с квартирой была! Ошибка произошла. Но об этом коротко не рассказать. После поговорим. Крутимся, по правде говоря, как белки в колесе. Едва вырвался в Фомск.

Упоминание о квартире и ошибке с этой квартирой меня заинтересовало. Я уже точно знал, о чем напишу рассказ, название даже придумал: «Квартира площадью тридцать восемь кубических метров».

— Ты, Артемий, извини, — сказал я, — но все же как здесь-то оказался? В комиссии?

— Я уже говорил, что наши дороги переплелись навечно. С Иваном я буду полгода работать. Я ведь в Марграде ломаю голову над проблемой параллельных пространственно-временных миров. Это очень близко связано с темой Ивана и очень отдаленно, но все же имеет отношение к нуль-упаковке. Да и встретиться хотелось. И с Афиногеном Каранатовичем, и с Иваном, и со Степаном Матвеевичем. Ты-то с ними связь поддерживаешь?

— Редко, Артемий. Редко. Слышал, что Иван надеется как-то облегчить страдания Степана Матвеевича. Тот ведь так все и путешествует во времени…

— Знаю. Этим мы с Иваном и займемся. А ты-то, Федор, как в эту комиссию попал?

— Да нет. Я не в комиссии. Я просто. Афиноген Каранатович попросил прийти.

— В поезде ведь только Семен и Валерий Михайлович могли проникать сквозь нуль-упаковку. Неужели и у тебя получилось?

— Нет. Я не пробовал. Но зачем-то Афиногену Каранатовичу понадобился. Верю я, Артемий, в Афиногена Каранатовича. И в его открытие верю. В картины. Ты вот не видел… Я вообще в него верю.

— Ну, поговорили и хватит? — спросил Геннадий Федорович.

— Не к спеху, — подал басом Афиноген.

— Нет, нет, давайте, — заторопился я.

— Итак, — тоном конферансье возвестил Мальцев. — Нуль-упаковка!

— Скорее, нуль-прорисовка, — поправил его Афиноген.

— Как! — воскликнул Геннадий Федорович. — Уже нуль-прорисовка. А как же с нуль-упаковкой?

— В общем-то, это две разновидности одного и того же явления, объяснил Афиноген. — И то и другое в экспериментах не повторяется. В этом вся и беда.

— Вот именно, — сказал один из членов комиссии. — В науке основное для каждого феномена — повторяемость.

— Да, да, — подхватил другой. — Вот и полтора года назад бились, бились с этой нуль-упаковкой, а ничего не нашли, хотя читали потом отчет о событиях в фирменном поезде «Фомич». Да ведь и в самом поезде эффект сначала был, а потом исчез!

— Ко времени моего прибытия, — подтвердил «академик», — феномен уже не наблюдался.

— Это не физический феномен, — сказал я. — Это психофизический феномен.

— Вроде телепатии, что ли? — не поверил первый член комиссии.

— Про телепатию ничего не могу сказать, — сообщил я.

— Лженаука! — подтвердил Геннадий Федорович. — Давайте ближе к делу.

Афиноген, как и вчера, отодвинул в сторону мольберт с холстом, не тронутым кистью. Все подошли поближе, стараясь, правда, не загораживать при этом свет. В стене сарая находилась дверь. Дверь как дверь. Коричневая, с косяками и стандартной ручкой. И даже номер был прибит: 137. Ничем не примечательная дверь, кроме одного: в дощатой стене этого сарая она была неуместна. Все молча смотрели на дверь, не прикасаясь к ней руками.