Сергей Соломин - Доктор-дьявол [Избранные сочинения. Т. III]

Несмотря на зимнее время, были заняты и другие столики. Дачи в Балабине были нарасхват и нанимать их ездили с января.

— Что-то разыщет наш Прохор? Я положительно отказываюсь месить снег по этим проклятым переулкам! — громко заявил Броневский.

— Но ведь надо же найти дачу. Анна Павловна, твоя жена, а моя дорогая сестрица — особа нервная. «Хочу в Балабине!» Вот ее бы заставить потаскаться здесь зимой. А не удовлетвори, выйдет такой карамболь…

— Н-да! Дело серьезное! Семейный Тавриз! Одна надежда на Прохора. А, вот и он!

Прохор, он же сыщик Тютрюмов, был одет в короткую меховую куртку, шапку с ушами и высокие сапоги. Подходя к столу, он снял шапку и вытер пот с лица большим клетчатым платком.

— Устал! — снизошел к нему Броневский. — Ну, ничего. Садись! Эй, стакан водки, три бутерброда с ветчиной! Согрей душу и рассказывай!

Прохор «согрелся» и стал говорить тихим, простуженным голосом. Броневский делал вид, что слушает невнимательно и выразительно поглядывал на молодую даму, сидевшую через столик.

— Справка, — хрипел Прохор: — на даче 23 живут внизу, верх пустой. Чиновник Облесимов с семейством — жена, двое маленьких детей. Две прислуги — женские. Комнату отдают жильцу, Тригольскому. По профессии художник и гравер.

— А-а! — многозначительно протянул Броневский.

— Дворник сообщил, что гости бывают из города. Мужчины и дамы. Иногда с детьми. К художнику ходит какой-то плохо одетый человек. Раз ночевал. Каждый раз при этом посещении посылается за водкой. Свет в окне виден за полночь. Еще к художнику ходит девушка, молодая, в платке, видно из простых. Кажется, из крестьянок соседней деревни. Дворник видел, как она, выходя, плакала. Все!

Прохор налил себе второй стакан и сразу вылил в горло.

— За дело! — прошептал губами Броневский и прибавил громко: — Ну, Анна Павловна, кажется, будет довольна!

Около забора дачи № 23, выходящего в поле, в глубокой снеговой яме сидели двое в белых шапках и куртках с белыми меховыми воротниками. Ночью, даже при лунном свете, не отличишь их на белом снеговом фоне. Сидящие тихо перешептывались.

— Убийца несомненно Тригольский, этот художник. Верьте моей наблюдательности. У него явно преступная физиономия. Сообщник — этот оборванец, который к нему ходит. Убийство произошло, конечно, не на этой даче. Облесимовы здесь ни при чем. Почва едва ли романическая, вернее — необходимость устранить наследницу. Это мы еще расследуем. Тригольский — блудный сын весьма почтенного и богатого отца, живущего в Москве. Единственный сын вдовца. Может быть, грозит завещание не в пользу сына.

— Но позвольте, Станислав Иосифович, ведь убитая — Халютина?

— Так что из того? Незаконная дочь.

— А вы имеете данные это предполагать?

— Вы глупы, Карасик! Броневский слова на ветер не бросает.

— Вы — гений, я перед вами преклоняюсь.

— Тсс!

На расчищенной дорожке сада около дачи показались две фигуры. Одна — в пальто с каракулевым воротником. Другая — в жиденьком демисезоне, порыжелой шляпе — вся олицетворение привычной дрожи.

Прошлись взад и вперед и сели на скамью, как раз против засады сыщиков.

— Так значит, с отцом теперь на мировую? — заманивающе начал оборванец.

— Да, брат, делать нечего. Надо подслужиться. Противно иметь дело с этим черносотенцем, да что поделаешь. На ладан дышит старик. Того и гляди, откажет все…

Как ни напрягал слух Броневский, но конец фразы унес порыв ветра, предвестник метели. При тихой погоде возникнет вихрь неведомо откуда, поднимет белое снежное привидение и побежит оно по полю, пока не рассыплется, а там опять все тихо.

— А Маня? — донесся опять голос оборванца.

— Мане, брат, капут! Жаль ее, конечно. Но сила необходимости. Ты понимаешь: я должен был это сделать. Болезненная, до крови болезненная операция. Мне ее очень жалко!

— Сентиментальный негодяй! — прошипел Броневский в своей засаде.

Сидящие на скамье замолчали.

— Костя! — надорванным голосом заговорил оборванец. — А что же со мною будет? Ты уедешь, разбогатеешь, забудешь своего друга. Куда я денусь? Был талант — вы говорили! Прошел. Ты еще меня поддерживаешь. Духовно. Знаю, что есть, куда прийти. Уедешь! И этого не будет. Костя, не забудь обо мне. Вспомни, ведь я тебе всегда, во всем помогал. Душой для тебя покривил. Ведь и у меня есть совесть. А это последнее дело, когда я…