Честер Гейер - Исчезновение [Фантастические рассказы]

Под пристальным взглядом Баррика Тен Эйк открыл шкатулку и с обитого бархатом дна достал сверкающий восьмиугольный кристалл, который положил перед Барриком на письменный стол.

Баррик воззрился на кристалл с внезапным благоговением. Он сиял радужным великолепием словно некий огромный драгоценный камень. Его свет, похоже, не отражался, но был как бы частью себя самого, как будто наполненный изнутри призменным сиянием. Вглядевшись в него, Баррик внезапно обнаружил, что внутренний свет льется не ровно, как свет от электрической лампочки. Он ритмично то тускнел, то делался ярче с быстротой пульсации взволнованного сердца. И с каждым биением великое множество его удивительных цветов вспыхивало и менялось в нескончаемой игре ярких оттенков. Пульсирующее пламя с его бесконечной хроматической трансформацией гипнотически удерживало взгляд.

Все вокруг, казалось, померкло и куда-то отдалилось, пока Баррик, затаив дыхание, заворожено вглядывался в таинственные глубины кристалла. Он услышал, что Тен Эйк снова что-то сказал, но его голос доносился как будто издалека.

— Когда смотришь на кристалл, то попадаешь под действие его чар и вновь проживаешь свою жизнь. Сон ли это, вызванный какой-то непонятной силой кристалла, или же ты действительно попадаешь в свою прошлую жизнь, сие мне неведомо. Но оно, прошлое, кажется реальным — таким же реальным, как и настоящее.

Баррик не шевелился, застыл, словно прирос к стулу. Комната исчезла. Был только свет в восьмиугольнике, пульсирующий, все время меняющийся, ошеломляющий в своем чистейшем калейдоскопическом великолепии. Сквозь последнюю тонкую щель в закрывающейся двери его сознания он слышал голос — призрачный звук, который мог доноситься из какого-нибудь дальнего конца вселенной.

— Но смотреть на кристалл опасно. Он пьет твою силу. Словно использует энергию тела и разума, чтобы вызывать грезы. Надо быть осторожным, чтобы не…

Дверь закрылась. Голос умолк. Баррик колыхался на теплых волнах пульсирующего моря радужных красок. Он ощущал какую-то невесомость, бесконечный покой. Время остановилось. Сама жизнь как будто замерла.

Затем пульсирующий мир цвета побледнел и померк. Пришла серость. Сквозь серость, где-то далеко, но приближаясь, послышались звуки. Нечеткие и неразличимые вначале, но через мгновение Баррик смог разобрать грохот винтовок и рев артиллерии.

Звуки казались мучительно знакомыми. Он силился найти их место в своей памяти. Внезапно воспоминание пришло к нему.

Серость резко развеялась. Он сидит на корточках, один из длинной шеренги мужчин в испачканной в бою солдатской форме за редкими кустиками на склоне длинного холма. Штыковая винтовка у него в руках горячая от постоянных выстрелов. Плечо горит в том месте, где его задела пуля.

Они ждут, он знает, просто дают время врагу, окопавшемуся на холме, подумать, и ждут… Потом приходит долгожданный сигнал. Внезапно до них доносится стук лошадиных копыт, и слева от него показывается кавалерийский отряд с развевающимся над головами знаменем.

Даже на расстоянии он узнает «Звезды и Полосы». Он забывает про свою нестерпимую жажду и про боль в уставших мышцах. Его охватывает бурная, трепетная радость. Он крепче сжимает винтовку и с нетерпением устремляет взгляд на вершину холма.

Грохот лошадиных копыт сотрясает землю. Низенький коренастый всадник во главе отряда скачет к склону, и солнце поблескивает на его пенсне и вскинутой шпаге. Душу Баррика наполняет бурный восторг. Это Тедди там, впереди, как всегда.

— Огонь!

Команда перекрывает грохот боя. В ответ раздается рев возбужденных голосов.

Подобно разрушительной волне, кавалерия неслась вверх по склону холма к его вершине. Баррик бежал следом в удушающей пыли, оступаясь, соскальзывая вниз, крича как ненормальный. И вот он уже на вершине, задыхающийся, но переполненный бурлящей радостью от сознания того, что одержана решительная победа.

Битва за Сан-Хуан-Хилл и еще желторотый рядовой Баррик в испано-американской волне.

Он пережил все это заново. События были яркими и реальными, как будто происходили здесь и сейчас, а не в далеком полузабытом прошлом.

Один за другим, воссоздавались события золотой эры его молодости. Поход в Манилу… возвращение в Штаты… парады и музыка… Все было таким острым и ярким, словно и не было всех последовавших за этим лет.

А потом серость вернулась. В него пришли цвет и пульсация. Он снова был в радужном море — но оно блекло, исчезало.