Сергей Щепетов - Народ Моржа

Семен занял позицию возле крайней землянки, стал слушать «музыку» и разглядывать атакующих.

– Чепче-гы-май-лэ! Чепче-гы-яай-ну! – довольно дружно, но однообразно неслось из тундры. Нападающие первоначально образовывали несколько групп, теперь же они растянулись цепью, как бы охватывая поселок полукольцом. Семен смог разглядеть и барабанщиков, которые находились позади воинов. А еще он понял, почему враги так медленно приближаются: «Мало того, что они поют на ходу, они еще и танцуют! Собственно говоря, „танцем" это можно назвать лишь условно – раз за разом в ритме тамтамов люди повторяют некие телодвижения, к продвижению вперед отношения не имеющие, зато напоминающие „бой с тенью" при помощи колющего оружия».

Расстояние сокращалось медленно, Семен засмотрелся и заслушался. Потом сообразил, что эта публика скоро окажется, наверное, на расстоянии навесного броска камня из пращи или прекратит свой танец и набросится… В общем, нужно организовывать оборону. Он оглянулся и с изумлением обнаружил, что рядом с ним стоит одетый в доспех Лхойким, а больше ни одного неандертальца поблизости нет.

– Быстро вниз! – приказал Семен. – Всех мужчин – к оружию. Латы надеть, самострелы с собой взять!

– Да, Семен Николаевич, – ответил парень. Он как-то смущенно потупился и двинулся к обрыву. Семен же рванул к своему жилищу, чтобы забрать арбалет и пальму – он тут совершенно расслабился и утратил боеготовность!

К берлоге своей он спустился напрямик – прыгая с камня на камень. Вчера он начал готовиться к военному походу, но подготовку эту не закончил: арбалет оказался со снятой тетивой, и Семен впопыхах никак не мог вспомнить, куда он ее дел. В сумке находилась половина болтов, а остальные пришлось разыскивать по углам. Вооружившись по полной программе, Семен ринулся наверх тем же путем, которым спустился, и вскоре выяснил, что с арбалетом и пальмой там не подняться – нужно идти по тропе в обход. В общем, времени он потерял изрядно – так ему, во всяком случае, показалось.

До нападающих осталось метров 150—200. Пение и танцы продолжались, причем с удвоенной энергией. Семен напрягся, пытаясь понять отдельные слова или хотя бы уловить общий смысл этой песни-речитатива. Получилось примерно так: «Уйди-уйди! Сгинь-сгинь! Исчезни, сволочь, а то хуже будет!» Некоторые из нападающих время от времени останавливались и метали камни в сторону землянок. Стрельба не была еще прицельной, но снаряды до крайних строений уже долетали. Семену показалось, что некоторые из воинов лишь имитируют броски – пращей у них в руках нет.

Держать оборону против этой «танцующей» и орущей толпы, похоже, собирались только двое – Лхойким и Килонг. Облаченные в тяжелые наборные нагрудники и шлемы, с взведенными самострелами в руках, они смотрели не столько на врагов, сколько на Семена, и ждали приказов.

– Что у них на головах? – кивнул в сторону атакующих военачальник. – Вы понимаете?

– Ну, штуки такие… – замялся Лхойким. – Наверное, чтоб страшнее было.

– Маски! – вспомнил русское слово Килонг. – Они все в масках!

– И черт с ними! – взорвался Семен. – Где народ?! Мы что, с ними втроем драться будем?!

Неандертальцы переглянулись, как бы решая, кому из них отвечать на неприятный вопрос.

– Там, – кивнул Лхойким. – Все там.

С досадой, почти с ужасом Семен сообразил, что сквозь шум нападающих он слышит (скорее ощущает) песню неандертальской «медитации».

– Этого еще не хватало! – рыкнул Семен и выругался. – Нашли время, идиоты! Не стреляйте пока…

Они действительно все были там, на нешироком истоптанном пространстве между крайними землянками и началом обрыва. Мужчины, старшие («приобщенные») подростки и несколько женщин. Неандертальцы сидели на земле плотной кучей лицами к центру. Они были почти обнажены – в одних набедренных повязках. На земле или на коленях лежали палицы, ни одного копья Семен не увидел. Здесь же валялся третий костяной доспех. Семен почувствовал, что привычные запахи моря забивает едкий аромат неандертальского пота. Он блестит на плечах и спинах, заставляет слипаться покрывающую их растительность – это на таком-то холоде!

Широко раскрытые глаза, застывшие лица. Каким образом они издают этот звук – то взлетающий за пределы слышимости, то опускающийся в субконтроктаву, – было, как всегда, непонятно. Семена неудержимо повлекло, потянуло внутрь, в эту «песню», в это невидимое, но такое реальное пространство. Это как водоворот, как мучительно-сладостная бездна. Слишком мучительная… Слишком сладостная…