Юрий Иваниченко - Хроника миража [сборник рассказов]

И хотя Сергей понимал, как неустойчив может быть баланс в сознании одержимого человека, и отметил, что Чумак проговорился-таки о своем намерении «взять за горло, положить руку на стеллатор», сказал он почти ласково:

— Давайте разберемся спокойно, ладно? Разве можно в таком деле эмоциями, криком? Вы говорите — совпадают формула крови и формула морской воды. Точнее, вод пра-океана. Правильно. Жизнь зародилась в океане. Какой же быть крови? Это известно каждому школьнику. Но что с того? Связь-то давно оборвана, миллиарды лет тому, бог весть какие миллиарды! И многие из тех несчастных детей ни моря, ни океана в глаза не видели…

— Да, Сергей, все так, — сказал Афанасий Михайлович ровным, «нормальным» тоном, и в глазах его померк недавний лихорадочный огонек, многие дети на моря, ни океана не видели. Равно как многие взрослые. Но связь существует. Не оборвалась, а продолжается. Ты знаешь, что суточные ритмы активности человека совпадают с ритмами приливов?

— Да, — подтвердил Острожко, — ну и что? Естественно, человек — часть природы.

— Только все время забываем об этом. Ведем себя, как…

— Разве нельзя в ее рамках, — перебил Сергей, — действовать? И если на то пошло, то мы в программе «Чистый воздух» даже не нарушаем глобального равновесия: все, что взято у океана, рано или поздно туда вернется…

Ожил экран: нейрокомпьютер проверял функционирование систем поддержки режима. Сергей, искоса поглядывая на Афанасия Михайловича, проследил за цифрами, высвеченными на экране, и вновь повернулся к собеседнику.

Сколько прошло? Минут пять, не больше. А лицо Чумака заострилось, и когда он заговорил, то вновь почувствовалось, с каким трудом ему даются слова:

— Если бы я знал точно… Хотя и тогда мне пришлось бы _заставлять_ выслушать себя… Но мне кажется, дело не просто в тех тысячах тонн твердого остатка, который извлекается из воды… Изменения концентрации сами по себе, наверное, еще не все… Мы берем у моря живую воду, а возвращаем мертвую.

— Вы вспомнили сказку? — мягко спросил Острожко.

— Нет, не сказку. Ты, возможно, не в курсе… Ионы в морской воде — не просто примесь, а узлы пространственных структур. А сам океан первооснова не потому только, что жизнь вышла из него; он залог, хранилище матриц всего сущего, Голографические матрицы формирования молекул ДНК… И генов… А в диализаторе все матрицы разрушаются…

— Да, да, я слышал об этих теориях, — Сергею хотелось помочь собеседнику в разговоре, который стал казаться слишком тяжелым для Чумака.

— Теория?.. Их много. А пока мы спорим и проверяем, гибнут дети… Как всегда. По зонам, по территориям заболеваемость тем выше, чем больше установок и чем сильнее их влияние на состав воды. Здесь, в Причерноморье, особенно плохо — море застойное… Впрочем, нам всегда с экологическими бедствиями свезло больше всех.

— Может быть, — перебил его Сергей, волнуясь тем больше, чем спокойнее становился Чумак, — действительно существует такая корреляция: чем больше мощности диализаторов, тем больше заболеваний. Может быть, хотя нигде я таких публикаций не встречал… Но почему Зло — обязательно в наших установках? Почему обязательно такая, чуть не мистическая, связь? Почему вдруг такие высокие технологии, как в диализаторах, окажутся опасными? Установки «Чистого неба» — это же образец экологического совершенства! Металлы и соли — из воды, с минимальными тепловыми загрязнениями, безо всяких отходов: воду после диализатора можно пить, она чище водопроводной!

— А вы подумали, — почти радостно вскричал Сергей, сворачивая на торный, на привычный путь рассуждении, — что действительная корреляция происходит вовсе не с мощностями диализаторов, а с общим уровнем промышленного развития? Ведь чем выше развитие страны, тем больше они строят диализаторных установок? Ну почему обязательно такая связь? И кто в нее поверит?

Острожко кричал, и надвигался на неподвижного Афанасия Михайловича, и кажется, готов был наброситься на него, лишь бы заглушить, лишь бы не впустить в сознание правду, лишь бы не услышать то, что ближе, все неотвратимее, что вырвется, обязательно вырвется наружу…

— Я и сегодня был в садике… — тихо выговорил Чумак, — Оксану не вернешь… А как похожи… У твоей Ганнуси брови — точно как у нее… Я всех детей знаю… Всех в нашем поселке…

«Почему? — спросил у себя Сергей, — почему я не могу, не хочу поверить? Почему лишь на мгновение мне стало больно и страшно? На мгновение лишь стало невыносимо от мысли, что я, добросовестно выполняя все инструкции, обрекаю свою дочь — и других — на гибель? Почему в следующее мгновение приказал себе _знать_, что с Ганнусей ничего не произойдет, что непременно все окажется лишь досадным происшествием во время ночной смены? И что если останется хоть один — процент незаболевших — Ганнуся окажется среди них?»