Юрий Иваниченко - Хроника миража [сборник рассказов]

Свободные земли — это итог жизни, долгий в спокойный.

Гроук, преемник двух тысяч Гроуков, владел богатыми угодьями, примыкающими к гряде неприступных гор с единственным проломом, из которого вытекала река, несущая дух Тлена. Он оставался Властителем дольше, чем любой из прежних Властителей. Много раз на его угодья приходили чужие. Победы с каждым годом давались все труднее. Гроук старел. Много раз ветер и звезды приводили к нему женщин, но все они уходили, не оставив Преемника. Они рождали Преемников другим Властителям, рождали свободных сыновей, набирающихся сил в ничейных горах и затем сходящих на чужие угодья — победить или умереть. Победить — и начать отсчет времен с себя, со своей убогой личной памяти, или — погибнуть в поединке с Властителем.

Женщины перестали приходить, и Гроук, Преемник двух тысяч Гроуков, остался обреченным.

Гроук старел. Силы уходили. Следующий поединок — а Гроук знал, осталось недолго, — окажется последним… Но Гроук не хотел умирать. Может быть, это дыхание Тлена, подточившего волю и тело, может, все-таки мудрость, но Гроук не хотел, не мог умереть просто так, не выплеснув, не отдав хотя бы часть огромного мира, накопленного им и двумя тысячами предшественников.

Но Гроук не мог оставаться на своих угодьях и ожидать чужака. Но не мог и пройти на свободные земли — через шесть сопредельных территорий соседей-Властителей. Перейти границу — неизбежный бой, и неизбежная гибель. Властители-соседи моложе и сильнее. Остается только один выход. На его угодьях — пролом, выход в долину, а по ней, сквозь болота и чахлые леса — к невысоким горам, а там — на свободные земли, к океану. Гроук знал этот путь. Не знал только, сможет ли, не Освобожденным, прожить на свободных скудных землях, не станет ли там искать смерти. Но никто из рэббов этого не знал…

Наступил день — и Гроук ушел. Рэббы не отступают. Литофон, отныне навеки отзвучавшая память о поколениях, жилище из живых старых деревьев, некогда высаженных прапрагроуком и переплетенных стволами прагроуком, все, даже купальня, оборудованная самим Гроуком в искусственной излучине реки, остались позади.

А впереди — пролом в неприступных скалах, долина, река, вытекающая из далеких болот, и неподвижное облако Тлена…

…Гроук обогнул холм, затем еще одну скалу, и наткнулся на Голышей. Они поздно заметили рэбба; при желании Гроук мог бы в три удара сердца передавить их всех, хотя Голыши бросились врассыпную. Гроук не собирался задерживаться; единственное, что остановило его — удивление. Десяток Голышей не бросились наутек, а замерли в оцепенении, время от времени издавая какие-то звуки. Странные звуки… Гроук неспешно приблизился и, наклонясь, подхватил ближайшего Голыша.

Вот тут-то остальные ожили и, запустив в Гроука ветками и камешками бросились к пещере, а пойманный Голыш затрепыхался в ладони и, выгибаясь, что-то кричал.

«Нечто членораздельное», — машинально отметил Гроук, не придавая особого значения. Он чуть сжал пальцы — и Голыш, пискнув, затих.

Гроук опустил его на песок и сам присел рядом, разглядывая.

— Не бойся, не съем я тебя, — успокаивающе ворчал Гроук, легонько поворачивая, чтобы рассмотреть со всех сторон, Голыша, — ничего я тебе не сделаю, Посмотрю и пойду дальше…

Слова, конечно же, ничего не значили, только интонация и волна спокойствия.

…А они изменились с тех пор, когда их увидел пра-Гроук. Лучше, правда, не стали — волосы почти сошли с тела, укоротились конечности, исказились лицевые кости. Разве это добыча? Самец — ростом едва с локоть, вытянутое хрупкое тело, лапки с пластинками коготков, плоские ступни… Как только живы? Впрочем, здесь, в долине, крупных хищников нет. А от метких отобьются — вон как ловко швыряют камни и ветки…

Гроук отвел руку; приподнялся, собираясь отправиться дальше — и вдруг встретился взглядом с Голышом.

Страх, и мольба, и любопытство, и надежда… Взгляд разумного существа. Гроук поднялся, пророкотал:

— Иди к своим, — и двинулся по тропе, вдоль берега. Взгляд, неожиданный, даже невозможный для такого маленького и жалкого существа, все не отступал…

— Этого не может быть, — повторял Гроук, уходя все дальше, к болотам, такой маленький, такой слабый — неужели? Уродливое тело; поведение больного животного — это лишь больные звери да мелочь всякая цепенеют; и вдруг — Разум? Естественный венец творения, рэбб, возносится над миром и силой, и разумом, он и только он способен охватить все вокруг, понять и прочесть самые тонкие и самые, сильные связи времен и вещей; а этот? Порождение Тлена? Нелепая и недолгая проба мира, отравленного Тленом, _дать шанс_?