Не стоит бороться с призраками. Информаторов этого Шанэ мы, конечно, выявим. А так — не стоит думать, что наступил конец дела. Картмилл, кажется, в рассказике сорок четвертого года разболтал как-то угаданные параметры и конструкцию атомной бомбы — и ничего. Литература есть литература, и она — давно это пора понять — не изменит того, что делают серьезные люди в серьезных организациях. Разве что воспитает очередного предателя, и придется чуть больше повозиться.
Я взвесил книгу на ладони. А все-таки молодец этот Шанэ, хорошую идею подсказал. Мозг в гидрокапсуле… Это ход!
Книга легла в кейс.
Телохранители стояли у дверей купе. Сквозь окна я уже видел встречающих; а дальше, на невидимой отсюда стоянке, ждут машины. И уже прямо в пути начнется коммерческое совещание по программе космических вооружений.
Вот она, долина. Неумолчный рев и грохот воды, теснящейся между скалами и переваливающей валуны по каменным ступеням, стал тише.
Ветер повернул, и ощутимо пахнуло Тленом.
Тленом, главной приметой его Охотничьих угодий и, быть может, проклятием рода Гроуков. Зная — как знали предки, — что Тлен не может всерьез повредить большому рэббу, Гроук все же непроизвольно замер на базальтовом уступе, и серо-черный валун, зажатый в кулаке, вдруг хрупнул и раскрошился на сотню гладко-матовых остроконечников и пластин.
Гроук смотрел на долину. На чахлые деревья, апатичные стада копытных, медлительных львов… Вырождение? А дальше, у излучины, острый взгляд рэбба выхватил стайку мелких смешных зверьков. Голышей. Таких нет на Охотничьих угодьях. Тоже — выродки.
Это все. Тлен; инстинкт требовал немедленно вернуться в свой, в здоровый мир. Но возвращение означало гибель. Там ждал его закон сильных: не способный победить — погибает. Закон рэббов.
Смутная память дотянулась до времен, когда все было иначе. Когда-то каждый рэбб чувствовал себя частью некоего целого, объединенного обшей волей. А возможно, что и разум их составлял часть неведомого и великого целого. Каждый рэбб чувствовал сваю особость — но все вместе они сливали силы и разум в единой борьбе, подчиняя мир, превращая его просто в Охотничьи угодья.
Но со временем все реже дрожала земля под лапами больших ящеров, все реже раскатывался грозный и тоскливый рев древних хищников. И чувство единения, мгновенной бессловесной связи всех взрослых рэббов, Властителей, сменилось своей противоположностью. Охотничьи угодья разделили; и теперь Властители мгновенно и остро, улавливали присутствие на своей территории чужака, и неудержимая волна ярости заливала их сознание. Поединок! Смертельный поединок!
Женщины жили дне Закона Сильных. Они появлялись и уходили, повинуясь неведомым законам. И дарили Властителям сыновей, Преемников. Это происходило лишь однажды в жизни Властителя, к склону лет, когда переполнял разум, становился все тяжелее груз накопленных предками и самим Властителем знаний. Рэббы никогда и ничего не забывали. И освободиться — с тем, чтобы принять долгую и спокойную старость, угасание в долгой чреде лет на Свободных землях, — могли, только разделив Знание со своим Преемником. Единственным мужчиной-рэббом, приходящим в его Охотничьи угодья. Сын принимал знания — выраженные не только и не столько словами; на время передачи, Освобождения, их разум как бы сливался воедино — так, наверное, было в незапамятные времена со всеми рэббами.
А потом оставался только один Властитель — сын. А отец уходил, Освобожденный. От Закона Сильных. От мудрости рэббов, хранящих опыт всей цепочки предков. Уходил, и для него угасала навсегда память о миллионнолетнем Великом лесе, память, запечатлевшая восход и угасание новых светил, память, в которой извивались реки и двигались горы, память, в которой жили и изменялись и сама земля, и населяющие ее существа.
Оставалась еще надолго прежняя сила и умелость рук, легкость движений, но исчезала воля к борьбе, способность к ярости, укрепляющей тело тем больше, чем сильнее враг. Все было слито воедино у Властителя, венца творения — воля и мудрость, гордость и сила — и все уходило в час Освобождения. И со словом воли и уходом знания исчезала потребность в огромном количестве животной пищи, потребность, заставляющая Властителей удерживать до последнего дыхания большие и обильные Охотничьи угодья.
Повинуясь инстинкту, Освобожденные уходили на свободные земли. Уходили и никогда не возвращались. Жили на свободных землях долго — врагов у рэббов не осталось, а пищи для Освобожденных хватало. Жили, легко забывая все, что не нужно теперь им в вечном Сегодня.
Читать дальше