В Ли: Вернуть лучшее

Еду в нужный мне райотдел милиции, здесь пишу заявление о похищении дочери. Воздействую на сознание дежурного, пытавшегося отказать в его приеме из-за малого срока пропажи заявляемой. Прохожу к начальнику отделения, майору, представляюсь, но он и так меня узнал, высказывает восхищение моим способностям. Терпеливо выслушал его, рассказал о своей беде, а затем попросил помощи в освобождении дочери и задержании ее похитителей, объяснил, где она сейчас находится. Майор сразу поверил моему утверждению, только пояснил, что нужна санкция прокурора на доступ и обыск домовладения. Поехал сам со мной в районную прокуратуру, здесь без особой задержки получили нужный документ, пришлось вновь применить ментальное внушение, с дежурным нарядом милиции поехали к особняку.

По пути начальник отделения рассказал, что хозяин этого особняка важный чин в горисполкоме, проблема с его сыном, в милицию неоднократно обращались с жалобами и заявлениями на жестокое обращение и насилие с его стороны. Но отец покрывает своего беспутного сына, как-то решает с пострадавшими, они забирают свои заявления.

Останавливаемся у особняка, в воротах звоним, к нам выходит домработница. На вопрос о хозяине отвечает, что его еще нет, дома его жена. Начальник вызывает ее, выходит полная женщина лет пятидесяти с холеным, надменным лицом. На требование майора о допуске в дом, показавшего санкцию прокурора, ответила, что без разрешения мужа она не запустит никого, стала звонить по сотовому. Начальник решил не обострять отношения с женой хозяина, легче решить с ним самим. Тот ответил, что скоро приедет, ждем его.

Подъезжает служебная Волга, с заднего сидения выходит крепко сбитый солидного вида мужчина, наверное, бывший спортсмен. Направляется к нам, представляется и сразу спрашивает, по какому поводу мы здесь. Майор разъясняет, что к ним поступило заявление о похищении девушки, которая сейчас находится в этом доме, санкция на обыск имеется. Показывает на меня, представляет, что я отец девушки, известный экстрасенс, утверждаю, что дочь здесь.

Хозяин узнает меня, но особой приветливости на его лице нет. Приглашает пройти в дом и осмотреть его, хотя уверен, что тут ошибка. Вступаю в разговор, прошу провести в подвал. Спускаемся, дверь заперта изнутри, на стук вначале никто не отвечает, потом раздается отклик моей дочери: Помогите, пожалуйста, мне плохо!

Подручным инструментом вскрываем дверь, входим в помещение. В нос бьет спертый воздух, запах крови, выделений. Темно, свечи уже сгорели, хозяин включает свет. На столе лежит привязанная Катюша и плачет, увидев меня, отчаянно просит: Папа, забери меня отсюда, мне страшно!

Подбегаю к ней, обнимаю и успокаиваю дочь, у самого слезы рвутся, накрываю снятой с себя курткой, развязываю узлы бельевого шнура. Одеваю и накрываю сверху одеялом, поднимаю на руки, с разрешения майора выношу из подвала и усаживаю в машину, везу домой. На изуверов даже и не смотрел, они уже наказаны мной, пусть дальше с ними разбирается закон.

Дома привожу ее психику в относительно нормальное состояние, обрабатываю раны, Катюша засыпает. После пережитых волнений у меня нервный отходняк, дрожат руки, ноги, спазмы в груди и животе. Постепенно прихожу в себя, наступает сонливость, иду спать. Вечером, когда пришла с работы Наташа, в двух словах рассказал о случившемся, добавил, что сейчас с Катюшей все в порядке, со временем забудет этот кошмар. Наташа вся побледнела, побежала в комнату дочери, та еще спит. Вернулась, заплакала, я обнял ее, успокаиваю, все страшное позади.

На следующий день во второй ее половине ко мне на кафедру пришел следователь прокуратуры. Я в это время вел занятие с одной из старшей групп по основам лечения психоза и других психических расстройств. Он зашел в нашу лабораторию в сопровождении Марата Абубакриевича, тот представил следователя и сразу оставил нас. Максим Леонидович, так зовут следователя, попросил разрешения присутствовать на занятии, я согласился. Уже после завершения урока, когда мои слушатели покинули лабораторию и мы остались наедине, Максим Леонидович рассказал о ходе ведения следствия по нашему делу. Как представляющее особую важность, связанное с "черными сектами", его передали из райотдела в городскую прокуратуру, ведет его он.

Подследственные сейчас находятся в психдиспансере с диагнозом глубокой комы, выключения сознания с полной утратой признаков психической деятельности. Какой-либо надежды на выздоровление врачи-психиатры дать не могут, порекомендовали обратиться ко мне. Правда, сразу встает этический вопрос, возьмусь ли я, отец пострадавшей девушки, лечить ее мучителей. Следователя больше интересует другой вопрос, как случилось, что молодые, физически здоровые люди в одночасье стали практически живыми трупами, ни на что не реагирующими "овощами", причем без вмешательства кого-либо, если не считать девушку, объекта их насилия? Могу ли я как-нибудь прояснить с этим вопросом?