Павел Иевлев - Те, кто жив

Вышла из душа опять голой, майку брезгливо бросила на пол. Женщина есть женщина, даже если в ней росту, как в спаниеле. Подумаешь, одну ночь в майке поспала, с чего ей так уж испачкаться? Чистых маек больше не было, выдал рубашку. Она надела, покрутилась перед зеркалом, осталась недовольна, полезла в шкафчик, нашла какой-то поясок. Не знаю, откуда он там, наверное, от Ольги остался. Подпоясалась, перехватив тонкую талию, как-то ловко пересобрала складки — и вот передо мной крутилась, поднимая подол, женщинка-куколка, неотразимо обаятельная, в прекрасно сидящем платьице чуть выше колена. Умеет же! От неё исходили волны лёгкой радости и некоторого самодовольства. Она себе нравилась.

— Ты так высоко-то подол не задирай, — сказал я назидательно. — Белья-то у тебя нету… Ладно, придумаем что-нибудь.

Впрочем, меня больше беспокоило то, что она почти босая — в легкомысленных тряпичных балетках. От отсутствия трусов ещё никто не умирал, а вот без обуви может быть тяжко. С её-то нежными лапками комнатного существа.

С новой одеждой изменилось и мироощущение — когда пришли в столовую, она уже почти не боялась. Лёгкий дискомфорт от того, что вокруг много незнакомых людей, но и удовольствие от того, что ей любуются. Воспринимала чужое внимание и транслировала своё удовольствие от него. Очень странно чувствовать чужие эмоции. Вроде и понимаешь, что не свои, но реагируешь, будто это на твои коленки пялятся со сложными чувствами все мужики. Определённо не тот опыт, к которому я бы стремился. Это домашнее животное не стоит выгуливать на публике. Но приходится.

После столовой пошли на прогулку. На улице не привыкшая к открытым пространствам девица тревожилась, шла, вцепившись в мою руку, озиралась нервно, создавая во мне гнетущее ощущение. Интересно, у неё выключатель есть? Как жить, если рядом с тобой такой эмоциональный транслятор ходит? Она мыши испугается, а ты от инфаркта кони двинешь. Жаль, что инструкций к ней не прилагалось, да и спросить теперь некого.

Гуляли мы не просто так — я целенаправленно шёл в сквер, где проводят свободное время школьники. Там расставлены удобные стулья и столы, под навесом расположены книжные полки открытой библиотеки. Прочитал книжку, вернул, взял новую — никаких формальностей. Диву даюсь, как у коммунаров так получается, но полки в отменном порядке, всё по алфавиту, и книг не становится со временем меньше. И это при том, что книги тут — большая ценность. По большей части — импорт из материнского среза. Своих писателей почему-то не наросло. У меня был шанс стать первым, но, кажется, сегодня утром я его виртуозно просрал.

Подгадал удачно — была большая перемена, и правильная девочка Настя, разумеется, проводила её с книжкой. Откуда такие берутся? Сидит, спина прямая, лицо серьёзное, книжку аккуратно держит. Волосы распущены, стекают белой волной на плечи. Типичная отличница. Были бы у неё родители, небось, гордились бы. Интересно, её тоже у Севы оптом за гурт покупали?

— Привет, Настенька.

— Ой, Тёмпалыч, здравствуйте! Рада вас… Ой, а что… кто это?

— Длинная история, Настенька, но я к тебе как раз по этому поводу.

— А она… Как её зовут?

— Даже этого я, увы, не знаю.

— Как тебя зовут? — обратилась девочка к ней напрямую, — Меня — Настя. Я — Настя! А ты?

Миниженщина беспомощно посмотрела на меня, и я физически почувствовал, что она очень расстроилась и вот-вот заплачет, но я не понял, почему.

— Что случилось? — у девочки заблестели слезами глаза. — Мне вдруг стало так грустно…

— У неё такая способность, передавать эмоции. Это не тебе, это ей грустно.

— Она… Она хочет сказать, но ужасно боится… Ну, мне так кажется.

— Не знаю, Настя, я чувствую только настроение.

— Ты ведь на самом деле умеешь говорить, да?

Меня шарахнуло волной паники, ужаса, боли… Нет, не боли, а воспоминаний о боли. Настя отшатнулась и побледнела, но пересилила себя.

— Мне кажется, что она умеет говорить, но ей кто-то запретил. Её очень сильно мучили, чтобы она молчала. Где вы её нашли?

— В одном очень неприятном месте. Тех, кому она принадлежала, убили, она осталась одна и могла погибнуть.

— Ты можешь сказать, как тебя зовут! — горячо убеждала её девочка. — Тебе ничего за это не будет, клянусь!

Паника-паника-паника! Буря эмоций такая, что даже я чуть со скамейки не навернулся, у Насти по щекам потоком лились слезы, которых она не замечала. Ну а мелочь смотрела на меня огромными серыми с золотыми точками глазами, и чего-то ждала.