Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том первый

А хищник уже чуть в стороне от бьющейся в последних судорогах свиньи пригнулся к земле, готовясь к новому прыжку.

И тут Кристина закричала – еще пронзительней и громче, чем утром. Этим она невольно отвела, по крайней мере отсрочила гибель многих. Зверь, казалось готовый уже прыгнуть в толпу, обрушился на нее. А за криком Ивановой никто не услышал сухой треск двух выстрелов из Стечкина. И только Кудрявцев, зло ругаясь на низкое останавливающее действие девятимиллиметровых пуль, отметил как брызнуло кровью от ран на теле хищника. После таких выстрелов долго не живут, но этот монстр, свирепостью и мощью превосходящий всех, кого только мог представить Александр, не успокоился.

Сломав Кристину, как куклу, он повернулся к подполковнику, безошибочно угадав единственного тут врага и, невероятно широко разинув ужасную пасть, прыгнул. От Кудрявцева его отделяло метров пять; прыжок был по прежнему стремительным, но за эти мгновения Александр успел сделать удивительно много: аккуратно вогнать в эту пасть еще две пули, выдернуть из-за стола Котову и, буквально вложив ее в руки тракториста, вырвать из его руки лом.

Хищнику, если тот и намеревался прыгнуть следом, не повезло – обрушившись на середину стола, за которым только что сидела Мария Сергеевна, он проломил середину столешницы и упал, придавленный двумя тяжелыми тумбами. Тумбы тут же полетели в стороны, разламываясь в полете на множество обломков и извергая из себя добро, которое так старательно охранял алабай. Сам он, кстати, оказался тоже весьма проворным. Кудрявцев только вытянулся в замахе, собираясь послать лом острием в локальный ураган из остатков стола, вырванной с корнем травы и живой хищной плоти, а пес уже был у ноги, готовый к бою.

Лом полетел вперед – мощно и прицельно. С пробитым насквозь туловищем зверь, казалось, получил новые силы – но совсем ненадолго. Вот ураган стих и огромная тварь, цветом шкуры и статью напоминавшая алабая, только раза в четыре крупнее его, вытянулась на обломках стола. Зверь был грозен и красив, а голова с клыками-кинжалами могла украсить любую коллекцию.

Кудрявцев сначала направился к Кристине – точнее той переломанной груде мертвой плоти, которая совсем недавно была прелестной девушкой. Толпа только сейчас словно выдохнула одной огромной грудью, кто-то звонко заголосил, а самые смелые уже догоняли подполковника.

– Позаботьтесь, – кивнул он на тело двум девушкам, с которыми не успел еще познакомиться и вернулся туда, где хищника уже окружили самые отважные.

Естественно, мужики. Среди них толпились Дубов с профессором, Никитин, тянувший из огромной кошки лом; ближе всех, на удивление, почти навис над зверем тот самый хлюпик, пытавшийся раньше возникнуть против Устава. Его толстые очки были заляпаны кровью – значит, он не побоялся поковыряться в рваных отверстиях. Профессор, видимо знакомый с этим смельчаком, обратился к нему необычайно мягким голосом:

– Роман Петрович, голубчик, вы бы сняли очки.

– Да? – Роман Петрович повернулся и медленно стянул с переносицы такой жизненно важный прежде аксессуар, – господи, да как же хорошо видно!

Он снова повернулся к зверю и ахнул:

– Не верю глазам своим, Алексей Александрович! Так не бывает!

– Что не бывает? – перевел разговор на себя Кудрявцев.

– Да это же махайрод, настоящий махайрод, – Роман Петрович в сильнейшем возбуждении пытался обмерить пальцами длину клыка. Одной его ладошки явно не хватало.

– Ну, махайрод, и что – завалили ведь..

– Как вы не понимаете!? Они же вымерли, черт знает когда! Последнего махайрода, убили, если не ошибаюсь – два миллиона лет назад.

– А вот тут, профессор, вы точно ошибаетесь. Последнего махайрода убили всего пять минут назад. И что-то подсказывает мне, что этот махайрод далеко не последний, – с грустной улыбкой подвел итог подполковник Кудрявцев.

Только в этот момент туман в голове рассеялся и профессор стал воспринимать мир вокруг адекватно – если только можно было так назвать безобразие, творившееся кругом. Страшное, надо заметить, безобразие. Стоило только повернуть голову вправо – туда, где две женщины укутывали белой простыней третью. Вернее то, что от нее осталось.

Еще страшнее было глядеть вниз. И как только Роман Петрович, обычно человек робкий и стеснительный, лезет пальцами в густую лоснящуюся шерсть, в рваные раны – особенно ту, откуда парень (кажется, тракторист по имени Анатолий) только что с трудом вытянул лом.