Мария Макеева - Практика хаоса. Фантастический приключенческий роман

Мирна устыдилась этой ненависти по отношению к совсем ещё маленькому мальчику. Но каждый раз ничего не могла поделать. Она его боялась. Как никогда не боялась никого. Ни великих святых Старейшин, ни первородных богов Перехода, ни низшего места – ада, куда попадают все ненужные создания. Мальчик был ненужным. Она это знала. Но боялась, словно тот был величественнее всех богов.

Мирна – Настоятельница детского интерната при Храме Перехода – была худощавой женщиной шестидесяти лет. Руководила этим заведением уже более двадцати лет и очень гордилась собой, всё же это была власть, какая-никакая. Надо признать, она не любила почти всех воспитанников своего интерната, но, несмотря на то, старалась быть справедливой и в меру строгой. Настоятельница знала, что эти дети, когда вырастут, пополнят ряды «плохих людей» – убогих и почти никому не нужных. Эти дети никогда не станут руководителями, контроллерами, отличниками учёбы или хорошими специалистами. Так было всегда. Так предначертано. Поэтому не особо тратилась на их обучение и воспитание – пожертвований Храма было достаточно, чтобы её воспитанники знали алфавит, основы счёта и азы самых простейших профессий. А после смерти, всё равно, все они пополнят пещеры ада – низшего места Перехода.

Но только этого мальчишку она не любила особо, за то, что тот отличался от остальных, сторонился всех, хотя, возможно, все делали это сами. Он был вечно чумазым и не по годам умным. Уверенным и властным. Женщина сама удивлялась своей неприязни к нему. Мальчик в свои шесть лет был щуплым и болезненным на вид. Хотя, по результатам учёбы только он, пожалуй, мог выбиться в успешные люди. Да вот только не сможет этого сделать. Вечное клеймо подкидыша школы Храма Перехода с ним останется навсегда.

Часто Настоятельница мечтала, что мальчишка упадёт в какой-нибудь лесной яме, сломает шею и избавит её от страха и ненависти. Она мечтала вернуться к своей прошлой комфортной жизни, как раньше. Дети, которых та всегда обучала и воспитывала, приносили небольшой доход и не трогали душу, ни милосердием, ни ненавистью.

Сегодня Мирна, как и всегда, сторонилась этого хилого мальчишки, боялась его, видимо, поэтому и не любила сильнее остальных – те были безропотны и послушны, а этот сам себе на уме – мог уйти с урока, мог не прийти на обед или, как сейчас, убежать с Молитвы Перехода Старейших смотреть каких-то там птиц. Настоятельница боялась Рэна не так, как боятся убийц или демонов, но она просто не могла себя заставить смотреть в эти жуткие, всегда внимательные миндалевидные глаза. И как только этот настороженный взгляд из-под длинных тёмных ресниц встречался с её глазами, она тут же ловила себя на мысли, что нужно любыми способами избавиться от этого чуждого ей ребёнка.

Сколько раз она пыталась оправдаться перед собой за этот страх, вспоминая, а по большому счёту, выдумывая разные причины его появления. Но каждый раз, лишь одна мысль оставалась внутри – «Тот, кому есть чего бояться – будет бояться всегда…»

Мирна помнила, как они с покойным мужем нашли ребёнка рано утром у ворот Храма. Тот лежал на ступенях, одетый в некогда белую с тёмными грязными пятнами распашонку и штанишки, тоже перепачканные то ли грязью, то ли краской. Лицо младенца было всё покрыто пылью в разводах слёз. Он был немного исхудавшим, но здоровым. Рядом лежала записка – оторванный от чего-то листок бумаги с печатными буквами от руки – «его фамилия Тарона». Это было почти шесть лет назад. Она сама тогда осмотрела младенца – мальчик. Хороший здоровый мальчик. С ним не было никаких других опознавательных знаков. Только странная, – «Наверное, дорогая» – мелькнула мысль в тот момент, грязная ткань распашонки. Лёгкая, гладкая, тонкая и, вместе с тем, очень тёплая и этот мятый клочок бумаги.

Какое-то время, именно из-за этой необычной ткани, Мирна относилась к мальчику, как к ребёнку из состоятельной городской семьи. Настоятельница ждала, что за мальчиком, возможно, вернутся его богатые родственники и, возможно, даже пожертвуют немалую толику, помимо обязательной платы, храму. Но нет. Этого не случилось. Проходили годы, за мальчиком никто не приходил, распашонка тому стала мала, а в Мирне поселился этот въедливый страх, мешающий спать. Глаза малыша, поначалу чайно-жёлтого, постепенно превращающиеся в зелёный цвет, приказывали ей, а та подчинялась им. Ненавидела и себя, и его за это.

Она обладала властью, он был чёртовым подкидышем. Но тот приказывал ей. В три года он приказывал ей молчать, отворачиваться или опускать розги. Он не подчинялся никому. Не боялся Старейшин. Не боялся Перехода в адский мир «плохих людей». Не дал нанести татуировку принадлежности к Храму себе на запястье. Иногда она очень сильно ненавидела мальчишку, пополняя свою ненависть своим же бездействием. Не могла его наказать или устрашить, как других детей.