Мужчина сдержал себя, опуская взгляд, задавил двумя пальцами огонек папироски. Прищурясь, поплевал на пальцы, растер, изменяясь в лице, затем сунул бычок в спичечный коробок. Теперь он глядел на слушателя совсем другими глазами.
– Слушаю вас, – сказал он сухим неприятным голосом. – Но лучше после обеда. Или даже завтра.
Да, сказал он. Конечно, Лучше будет в другой раз…
…там в дальнем углу, закатывая глаза, охал и ахал еще один, стеная и причитая, тихо проклиная и прошедшую ночь, и сволочей-друзей, которым на следующий день не на работу, вздыхая тяжко, продолжительно, одной рукой грузно наваливаясь на соломенную циновку под собой, на коей некогда безуспешно пробовал отойти ко сну, другой бессильно шаря по обнаженному участку груди со спутанным волосом, что откровенно и бесстыдно торчал из-под перекрученной майки. «Что тут у тебя с ушами, милорд?» – глухо и неприязненно осведомились за стенкой. «Вот… Вроде бы читали Тестена. Изволили много говорить, задели нос…» «Сюда, если не затруднит», – перебил другой голос. Шуршание, тихое и непонятное до той минуты, стало громче. «Совсем уже было уклонились сделать чуть заметный гешефт, однако противу ожиданий получилось нечто вроде готского тинга». «К стенке!.. Ставьте же к стенке, наконец…» За стеной послышалось искательное полое шарканье и нашаривание, словно кем-то в темноте предпринималась мучительная попытка попасть вилкой в розетку. Непродолжительная пауза и полузадушенный смех. Шаги, странный, не очень внятный звук, напоминающий усиленное мегафоном цыканье зубом и неторопливое движение усеченной спички. Шумное почесывание обветренных подбородков. Звяканье граненого стекла. «Р-рекомендую. Мужчина вашей мечты…»
Мужчина в углу ожил снова, зашуршал соломой, томясь, страдая одновременно и от жажды и от холода, мучаясь сомнениями, не попробовать ли, в самом деле, горячего чаю, прикидывая в потрескавшемся от древней сухости сознании наиболее приемлемое в создавшихся обстоятельствах расстояние до ближайшего туалета и тихо приходя в отчаяние.
– Ой, ну что же это тяжко-то так, а!.. – вскричал он внезапно, не совладав с не поддающимися описанию болью и тоской в голосе, широко поводя дебелым рыхлым плечом и пробуя весь правый плечевой сустав на прочность. В тревоге, в неослабевающем, болезненном внимании прислушиваясь к ощущениям, мужчина наблюдал, плохо понимая, изголовье своего ложа, словно и хорошо знакомая землистая темная шляпа на бетонном полу, и неопределенной масти разношенные носки в ней были с чужого плеча. – Сударь, ну что же это вы там стоите над душой, а!.. не проходите!.. – ностальгически произнес он наконец в безмерном страдании, обращая лицо к дверям. – Что у вас там в чистой руке? Я ожидаю же…
Он с упреком и печалью смотрел так некоторое время, играя плечом, затем изготовился, титаническим усилием воли заставил себя перенести несколько вес тела вперед и приподнять поясницу, придерживаясь за шершавую казематную стенку с таким видом, будто при первых же признаках суставного расчленения был готов пасть обратно, заняв исходное положение; приблизился, шаркая тапками, ко столу, с глубоким сомнением опробовал начальственной крупной ладонью местоположение табурета, со многими предосторожностями погрузился и неожиданно заорал, накаляясь:
– Ну почему до сих пор, вашу мать, без доклада! Секретаря-советника ко мне быстро, я из него всю душу вытрясу!.. – «мерзавца» добавил он уже скорее для себя и для внутреннего пользования, чем для информации к исполнению.
Мужчина вновь поворотился было к дверям, опустив глаза, внезапно соскучившись, невесело провел суровой ладонью по увлажненным доскам огромного стола и ссутулился более прежнего.
– Так, значит… – совсем уж упавшим голосом произнес он, помедлив. – Стойло, стало быть, мне… хлев. Перебьешься, в смысле, батюшка, чего там, отец, не треснешь, первый раз, что ли…
«Счастье пошло по рукам, сказал он, – произнес вдруг мужчина, с горечью разглядывая свою ладонь. – Счастье было понято, поднято на руки, взято под руки и пошло по рукам…»
Что-то тут опять было не так и не в тему. Все в коридоре оставалось прежним, ничего здесь не могло меняться, однако чего-то как будто не хватало. Покоя, вот чего теперь не хватало обонянию, прежнего покоя и обычного хладнокровия. Несло проклятым запахом одеколона, происходило некое строго санкционированное движение, за спиной зашуршала одежда, вслед за чем обнаженный затылок ощутил легкий нетерпеливо-начальственный толчок сложенными пальцами. Это было не сильно, но чувствительно и довольно неприятно.
Читать дальше