Сен ВЕСТО - ПРОГНОЗ ПОГОДЫ НА УТРО. Сказка для всё познавших

Измятый мужчина подо мной – под деревом, в смысле, внезапно обеспокоился, задышал глубже, елозя лопатками и устраиваясь удобнее, я тронул его за рукав, теряясь в догадках, исполнясь любопытства и стараясь с ходу определить, насколько высока вероятность того, что увижу его и все это когда-нибудь вновь, и без особого огорчения приходя к выводу, что такая вероятность крайне невелика: заметно было, что он только со сна и снилось ему не совсем то, что ему хотелось бы. «Грабли…» – утершись узловатой, крепкой пятерней, сумрачно обронил он в пространство, не раскрывая глаз, отстранившись на время от цепляющейся сзади коры, поддернув рубашку, потом поводил плечами и застыл снова. Теперь его измученный сном взор был прикован к собравшимся за моей спиной. «Н-ну, чего, мужик… – недовольно произнес он, сильно налегая на подтекст согласных, недобро раздувая ноздри и упорно пряча глаза в сторону. – Эта… грабли, говорю, убери. Если дороги…» Тут его внимание отвлекло что-то, да так, что даже немножко приподнялись густые кустики бровей, он снова умолк, невольным движением отослав руку к лежавшему рядом пиджаку. Присутствие на самых подступах к лесному покрытому вереску пригорку вполголоса гудела, словно бы чего-то с замечательными терпеливостью и безропотностью ожидая. Отчетливо попросили перестать хихикать и дать выйти. «Уже все, – сказал я, насколько получилось дружелюбно. – Не стоит волноваться. Надолго тут эта пандемия?»

В глазах собеседника что-то такое дрогнуло непонятное, он утерся повторно, недоверчиво переместился взглядом на воротничок моей белой выходной чистенькой рубашки с нешироким откровенно приспущенным галстуком, оглядел – сверху вниз, без интереса, не надеясь обнаружить что-то исключительное, не мигая и не встречаясь глазами, однако, вместе с тем, словно бы не без тени легкого недоумения по поводу совершенно открытых рук, коротких рукавов и отсутствия какого бы то ни было намека на наличие поблизости пиджака, снятого накануне и брошенного до времени, – после чего поднялся и, шатаясь, на ходу нашаривая и теряя ладонью рукав своего пиджака и тихо чертясь, пустился куда-то прочь, минуя Дверь, пригорок, толпу и дальше – во вне…»

Сидя на холодном полу, с локтями на согнутых коленях, прижав уставший затылок к стене и закрыв глаза, я старался ни о чем не думать, просто слушая тишину, пытаясь ненадолго хотя бы уйти на дно теплой темной трясины, безмолвной звездной ночи моего сознания. Эта часть пространственно-временного континуума, похоже, была необитаемой. В глубокой полутьме, где-то возле створок лифта горел, ожидая, красный немигающий глаз, но туда сейчас не хотелось, лифты здесь обнаруживали склонность больше либо бездействовать, либо действовали по каким-то своим, подчас небезопасным для постороннего и недоступным пониманию непосвященного апокрифическим программам. Череда незаконченных проемов в стене, уверенная в себе и моей глупости длинная шеренга навсегда застывших во времени распахнутых в пустоту кабин выглядела так, словно тут не ступала нога человека. Впрочем, стены и каменные плиты пола со всем остальным выглядели не многим лучше. В гулком полумраке где-то дальше, в нехорошей тишине возник, захлебываясь от дурных предчувствий, и пошел гулять и гукать чей-то неживой, далекий взволнованный голос: «Кто здесь?.. Кто здесь?..» Не было никакого желания разбираться в этом хитросплетении каменных полов и кабинетов, лестниц и коридоров, в этом будничном нагромождении времен, совершенно диких каких-то этажей и отживающих свой век, одетых в дорогую кожу, временных, пугающих, прозрачных, порочных, будящих холодную ненависть, фешенебельных, заплеванных, беспризорных, пользующихся плохой репутацией и сумасшедшей популярностью, не от мира cего, безвестных, бесстыдных, в чем-то излишне скромных, крикливых, неприступных, с высоким рейтингом покупаемости и надменных, нездоровых, исполненных естественного презрения ко всему, пуленепробиваемых, многообещающих, обещающих даже слишком много и ничего взамен не отдающих, подавленных, приватных, проклятых и подавляющих волю, предлагающих выпить и переспать, обходительных и чуть высокомерных, праздных, благородных, явно эпикурействующих, безликих, увечных, грязных, анизотропного действия, со следами обуви на беззащитном лике, безупречно охраняемых, капризных, прошмондовствующих, непоправимо страшных, безвольных, четко разбирающихся в людях, самоироничных, настырных в своих начинаниях, оскопленных, расхлябанных, расхлюстанных, самодовольных, предупреждающих и предупредительных, запрещающих, непроходимо деревянных, аскетичных, негостеприимных и выпотрошенных, не раз сжигаемых, но так до конца и не сожженных, продажных, еще чистых, но уже купленных, потайных, тайных, ютящихся по темным углам и поджидающих за углом, неизменно расходящихся во мнениях, одноразового действия, странствующих, непревзойденных, забрызганных росой, хороших и плохих, бросающих по сторонам задумчиво-похотливые взгляды и одинаковых, как спички, не всегда разных – стройных рядов дверей, исчезавших в бесконечности.