Надежда Никитина: Вечные дети

Двигаясь в потоке людей, я продолжала гадать, что такого натворила мама, из-за чего нужно ходить по улицам и оглядываться? Я непроизвольно оглянулась. Мужчина за мной замедлил движение. Этого ещё не хватало! Я юркнула в кафе, выбрала столик у окна и убедилась, что мой преследователь окинул взглядом расходящиеся улицы, заметил меня в окне и двинулся следом. Какой уж тут обед! Я заказала кофе с пирожным, успев отметить про себя, что волнения сожгут запретные жировые калории. Ему принесли такую же чашечку, которую он через длинные промежутки времени подносил к губам. Меня из виду не упускал. У нас на курсе в подобных ситуациях восклицали: «Кино и немцы!»

Я съела пирожное и ничего лучше не придумала, как снова набрать номер папы. Не волновать же мужа, который сейчас летел где-то над Сибирью! Я достала телефон, делая вид, что набираю номер, засняла на камеру моего преследователя. И тут он направился ко мне.

– Степан Петрович? Рада вас слышать!

– Рано радуетесь. Вы ситуацию в Лесном отслеживаете?

– Всё под контролем, Степан Петрович!

– Странно. А у меня другие сведения.

– Это наш старый перевалочный пункт. Там опытный наблюдатель.

– Ваш опытный наблюдатель напрямую позвонил мне, хотя этот номер дан ему на самый крайний случай.

– Что могло случиться, Степан Петрович?

– Вы у меня спрашиваете? Вот прокатитесь-ка туда сами и всё выясните.

Я сидела на утомительном семинаре, организованном для учителей, из которых восемьдесят процентов было пенсионного и предпенсионного возраста. Каждый из них прошёл не один эксперимент в образовании, мог наперёд предсказать успех или неудачу очередного «хорошо забытого старого» и помнил многих руководящих ими «троечников» с тех времён, когда они ещё сидели за школьной партой.

Лекцию по «новым стандартам» читала нарядная старушка с обросшей стрижкой из областного управления образования. Она двигалась между рядами учителей, а её замысловатые серьги тяжело покачивались в такт утиной походке. Юбка костюма в крупных малиновых цветах висела спереди короче, чем сзади. Поскольку информационный уровень её выступления равнялся нулю, я от нечего делать рассматривала морщинистое лицо в бородавках и представляла лекторшу в просторном уютном халате, со спицами в руках и внучкой рядом. Что заставляет таких старушек упорно, из десятилетия в десятилетие внедрять чужие скороспелые гипотезы в головы скучающих практиков?!

Актовый зал ещё сохранял следы весеннего украшения, оставшегося от проводов выпускников. Как это не вязалось с пейзажем за окнами, где липа уже теряла жёлто-бурые листья! Топча листву, спешили домой освободившиеся от рабочего бремени люди, и только мы… О господи! Чем ещё занять мозг? Угораздило же меня опоздать, прийти, когда все «партизанские» места уже заняли предприимчивые и наученные жизнью коллеги! Вон Валентина Михайловна на соседнем ряду устроилась великолепно, у окна. За спинами учителей принялась переписывать номера личных дел в журнал. Среди потёртых обложек её шестого класса выделялся прямоугольник новенькой папки. От скуки я написала записку «У кого из ваших такое аккуратное личное дело? Не по нашему образцу! Покажите». Записку передали – через три минуты мне пришёл ответ вместе с документом. В ответе: «Вера Петровна! Салют! Это Аксёнов Миша, прибывший год назад. Они с мамой опять собрались уезжать. Врачи рекомендуют другой климат».

Я открыла переданное личное дело. За шесть лет обучения – три школы. Одной пастой заполнены все шесть колонок с оценками, печати разных школ стоят ровно. Наша секретарша Света – человек ответственный и держит бумаги в порядке, но её печати наезжают одна на другую и выглядят где ярче, где тусклее. А как иначе, если к тебе в очередь проштамповать стоят пять классных дам с кипой личных дел каждая?

Я осторожно коснулась плечом соседки и прошептала: «Что неймётся людям? Смотрите, сколько переездов!» Пожилая учительница начальных классов грустно закивала и шёпотом поделилась: «Я этого ребёнка не учила, но в школе встречала. Я его запомнила. Он так похож на моего бывшего ученика Ваню Смирнова! Одно лицо!»

– Сын?

– Нет, этого быть не может. Ваня утонул двадцать лет назад. В шестом классе тогда учился.

И тут на нас оглянулась завуч Галина Николаевна. Она прошипела:

– Верните чужой документ и прекратите разговоры.

На шум обернулось несколько человек, в том числе директор Людмила Матвеевна. Как назло, у меня в сумочке зазвонил телефон. Я его постоянно теряю, поэтому специально поставила громкую мелодию любимой бардовской песни. После первых гитарных аккордов в аудиторию ворвался хриплый голос, возвестивший в душном помещении: «Надоело говорить и спорить…». Учителя развеселились.