Роман Корнеев - Время смерти

Улисс во второй раз родился в конце XXI века, ему мало знакомо было значение фразы «ничего не угрожает». Ему всегда что-то угрожало.

Ты веришь, что это всё ещё возможно?

Я должен в это верить.

Ромул развернулся, собираясь уходить, и вдруг заговорил вслух:

– Расходимся по капсулам, через полчаса будет разряд, накопители уже на грани перегрузки.

Интересно, где и когда они последний раз разговаривали, вот так, персонально?

– А потом?

Ромул не отвечал, неотрывно глядя на Улисса. Но тот не отступал:

– Это уже десятый сигнал из этой точки, до сих пор мы столько нигде не оставались.

– Ты прекрасно знаешь, что с самого начала сигнал кодировался этими координатами. Мы должны ждать.

– Срок ожидания, указанный в первом сигнале, истёк уже шесть лет назад. И с каждым шоком на излучатель падают не только шансы на то, что кто-нибудь откликнется, но и наши шансы вернуться.

Ромул снова не ответил. Было понятно, что этот спор уже начинался между ними не один десяток раз, только он ещё ни разу не заходил так далеко.

– Пора возвращаться, Ромул.

– Ты имеешь в виду, прямо сейчас?

– Разве есть хоть один довод замыкать разрядники и снова ложиться в дрейф, пока накопители снова не будут готовы к прыжку? У тебя осталось в запасе ещё что-нибудь, кроме шести точек возможной встречи? Что стоило бы ждать ещё на два с половиной года?

Тишина.

– Ромул, сколько?

– Что «сколько»?

– Сколько лет уже прошло с того момента, когда они должны были оказаться здесь?

– Пять.

– Сколько времени осталось Земле?

– Двести тридцать шесть.

– Теперь ты мне скажи, что нам нужно делать, Ромул. Ты не хуже меня понял, что Симах-Нуари не прилетит.

Они стояли и смотрели друг на друга, между ними словно натянулась басовая струна, готовая вот-вот порваться.

И тогда Ромул сдался.

– Я согласен. Никто не прилетит, нам нужно возвращаться. Отменяй запитывание канала связи, полный сбор экипажа, объявляется предстартовая готовность. И… и развесьте по этой системе транспондеры, настроенные на аварийные частоты Клина.

Ромул словно разом потерял к разговору интерес, выйдя из рубки.

На этом кусок воспоминаний обрывался.

Я по-прежнему не знал, кто эти люди, где они находились, что это был за корабль, и о чём они говорили. Но предельный трагизм ситуации я чувствовал. Случилось нечто непоправимое, что нельзя изменить, нельзя до конца осознать. Даже Улисс и Ромул не понимали в полной мере всех последствий того, что произошло, но были вынуждены принимать какое-то решение. И от решения этого зависела не их судьба, и не судьба экипажа, а что-то несравнимо большее.

Потому этот эпизод чужой памяти так врезался мне в сознание.

Были и другие, но куда более расплывчатые, лишённые деталей, обстоятельств, даже ощущения последовательности этих событий – вот этот обрывок был раньше или позже, а вот эти два эпизода связаны друг с другом, или между ними – годы?

Я пока не мог себе ответить.

Например, одна совсем непонятная мизансцена, без начала, конца и каких бы то ни было объяснений. Чем она была важна для Улисса? Чем она была важна для меня ?

Длинный отсек, скорее всего, медицинский, стоит ряд биокапсул, две капсулы открыты, в одной лежит человек, прикрытый только тонким прозрачным гермоколпаком, другая пуста.

По ребристому полу шлёпают босые ноги.

Голый, мокрый от коллоида, спотыкающийся Улисс подходит к лежащему навзничь человеку, смотрит на помигивающие огоньки биоконтроля.

Снова отходит.

Начинается тревожный зуммер.

Улисс возвращается, даёт какие-то указания, зуммер утихает.

Проходит полминуты в тревожном ожидании, снова начинается перезвон.

И теперь уже не прекращается, несмотря на все попытки что-то исправить.

Показатели становятся критическими.

Сигнал тревоги угасает.

Улисс отступает на два шага назад, словно к чему-то прислушиваясь.

Начинает ходить вдоль ряда саркофагов, что-то высматривая.

Все огни горят зелёным, никакой видимой активности.

В памяти Улисса звучит какой-то давний диалог, почти неразличимый в каскаде сопутствующих вторичных образов.

Я не знаю, сколько. И есть ли шанс на успешную репликацию в полёте. Потому я и должен взять вас всех до единого.

Но у акцепторов смертность будет ещё выше.

Если ты хочешь знать моё мнение – при нашей дырявой защите я бы вообще не рассчитывал вернуться. Все шансы против нас. Но другого выбора у нас нет.