Генри Каттнер - Путь богов

Они смотрели на него с какой-то неловкостью, обширное семейство странных мутантов, только-только вышедших из детского возраста, но ставшими не по годам зрелыми.

— Как вы знаете, мирам нет конца, — сказал Брюс. — Есть бесконечное множество миров, в которых мы не смогли бы жить. Но где-то среди них должны быть и миры, для которых наши мутации — норма. Я заложил в машину образцы всех нас. Машина отыщет подходящий для нас мир — по крайней мере, для кого-то из нас. А остальные могут продолжить поиски. Я могу построить дубликат машины в любом мире, где вообще смогу выжить. — Он улыбнулся, и его странные глаза вспыхнули.

Странно, подумал Керн, как часто мутантов выдают именно глаза. Ну, про Куа и разговоров нет. И про Сэма Брюстера с его ужасными тайными глазами, защищенными вторичными веками, которые открываются, лишь когда он в гневе. А у Брюса Халлэма странность не столь очевидна, но сложность его мозга можно легко заметить в глубине его непостижимых глаз.

Брюс знал все о машинах в самом широком смысле этого слова — причем эти знания были за пределами понимания людей. Он мог творить чудеса с любыми устройствами, которые создавали его ловкие пальцы. Казалось, он чисто инстинктивно создавал невиданные изобретения и использовал их в самых простых, даже примитивных механизмах.

В углу комнаты, за круглой стальной дверью было стальное помещение, которое Брюс создал всего лишь неделю назад. На ней горела панель управления, проходя через все части спектра и время от времени становясь чисто красной. И когда она становилась красной, это означало, что мир, в который открывалась стальная дверь, был подходящим для каких-либо мутантов. Красный свет означал, что машина нашла мир, который не только мог поддерживать человеческую жизнь, но примерно соответствовал известному им миру, и что-то в нем подходило, по крайней мере, для одной группы мутантов.

У Керна кружилась голова, когда он думал о Вселенных, пролетающих за этой дверью, о мирах, на которых ничто не могло жить, о мирах из газа и пламени, о мирах изо льда и воды... И в этом бесчисленном скопище миров были такие же, как их собственный мир, миры воды и солнца...

ЭТО БЫЛО невероятно. Но так же, как и крылья у него на спине, как циклопический глаз Куа и ужасный взгляд Сэма Брюстера, таким был и разум в черепе Брюса Халлэма, создавшим мост для всех них.

Керн оглянул всю группу. Расслабившись в тени у стены сидела Бирна, последняя из семьи мутантов, глядя на него пристальными серыми глазами. Керна, как всегда, когда он встречался с ней взглядом, кольнуло сострадание.

Физически Бирна была самой слабой из всех них. Стоя, она едва достигала колена Керна. Она была прекрасно сложена в своих масштабах, тонкая и хрупкая, точно стеклянная. Но красивой она не была. Было какое-то смещение в чертах ее лица, делавшее ее трогательно уродливой, а печаль в серых глазах, казалось, отражала печаль всего мира.

Зато у Бирны был волшебный голос, а также и разум. Мудрость прибывала к ней точно так же, как знания к Брюсу Халлэму, но в ней было бесконечно больше теплоты, чем в нем, Брюсе. Керну иногда казалось, что Брюс способен расчленить человека так же бесстрастно, как разрезать пополам проводок, если ему потребуется материал для эксперимента. Внешне Брюс выглядел самым нормальным из всех них, но он не пройдет даже самого поверхностного исследования мышления.

— Чего мы ожидаем? — нетерпеливо спросил Брюс. — Все готово.

— Да, вам нужно спешить, — подтвердил Старик. — Смотрите, свет ведь сейчас красный, верно?

Панель над стальной дверью была оранжевой, но пока они смотрели, она все более становилась румяной. Брюс сделал шаг вперед и положил руку на рычаг, открывающий дверь. Когда сигнал сделался чисто красным, он с силой толкнул стальной стержень.

В полутьме за открывшейся дверью порыв светящихся атомов дунул над скалистым горизонтом. Напротив двери были башни, арки и колонны, а высоко в небе летели какие-то огоньки, возможно, это был самолет.

Все молчали. Через секунду Брюс, поморщившись, закрыл дверь. Свет над дверью заколебался и сместился к красно-фиолетовому, затем стал синим.

— Не этот мир, — сказал Брюс. — Попробуем еще раз.

— Это не имеет значения, — пробормотала в темноте Бирна. — Любой мир будет для нас таким же.

Голос ее звучал лучшей музыкой.

— Послушайте! — сказал Старик. — Вы слышите гул самолетов? Время, дети мои. Вы должны уйти.

Стояла тишина. Все, не отрываясь, смотрели на панель над дверью. Цвета колебались туда-сюда по всему спектру. Затем снова засветился слабый румянец.