Дмитрий Костюкевич - Этика Райдера

– …Поражают минимальные трудности в общении, открытость, с которой инопланетяне идут с нами на контакт. С их помощью нам удалось связаться с неким планетарным советом, который предложил материальную и техническую поддержку…

– Ещё один совет? У этих звёздных ушлёпков? – Печа поставил банку мимо табуретки, едва не выронил. – Ну, тогда всё будет чин-чинарём. Найдёте общий язык, задрючите друг друга бумажками и конференциями, споётесь, ребятки.

– …с целью обеспечения более комфортных условий потерпевшим бедствие вплоть до того момента, когда за ними не прибудет исправный корабль.

Печа добавил звука и сбегал за бутербродом.

Глава Комитета по приёму и расселению возвышался над частоколом микрофонов, облепленных разноцветными логотипами с надписями едва ли не на всех языках планеты.

– Они нуждаются в помощи, пока…

– Ага, давай. Сука, больше никто не нуждается? Только хрень инопланетная? В Африке счастливых семей куча. Бесплатные супчики у церквей – везде. Жри – не хочу. У нас на заводе вёдрами благополучных вычёрпывай! Но эти… эти, да-а… в помощи и опеке, бля. Кто бы спорил?

На экране снова возникло белозубое лицо ведущей. Девушка пообещала полную версию интервью перед вечерней трансляцией «БАТЭ» – «Порту» Лиги чемпионов.

Когда на сотовый снова стал наяривать Монте-Карло, Печа был в дверях. Напоследок, без особой надежды, проверил доставку. Холодильная камера почтового ящика пустовала. Ничего сверхъестественного, в этот райончик Гатчины, местами исторически облагороженный дореволюционными постройками, курьеры ползут не спеша, всегда немного позади ахиллесовой черепахи; не Собор Святого Павла ведь, не налоговая инспекция, чего спешить, всё, что за границами центра, может и подождать.

Он закрыл дверь, вышел на Григорина, больше похожую на бивак, чем на городскую улицу, и зашагал по коридору из одноэтажных домиков. К Монте-Карло, Месси и Дрону.

Новым и красивым в этой части города был только вокзал, да и тот отгородился от района, словно от любопытного соседа, стеной. Исписанный со стороны домов граффити и непристойностями бетонный забор с вертлявыми, словно воробьи на проводах, цилиндрами камер, за которым по монорельсу подплывали к станции обтекаемые и блестящие поезда, суетливо выполняли свои функции и спешно скользили прочь – от района, от города.

Парни ютились в старом, цветущем ржавчиной минивэне, притороченном на обочине к покосившейся оградке. Похожие на пни спущенные шины, прогнивший остов, вместо выбитых стёкол – плёнка. Дрон выкупил эту рухлядь у спившегося соседа за ящик винища, но смена владельца не помогла колымаге преодолеть лишний метр пути. Минивэн превратился в малогабаритную блатхату.

– Эй, напарник, ты будешь играть или как? – упрекнул Месси, набирая с колоды.

– Карта не идёт, – Печа сбил пепел под ноги, к бутылкам и пустым сигаретным пачкам.

Дым лип к потолку, тянулся в щели.

Монте-Карло зашёл, Дрон подкинул, Месси взял. Ему и Пече светили погоны на девятках – в дурака на пары был явно не их день. Месси нервничал, постоянно тёр свой перебитый нос и сплёвывал в окно, закончилось пойло, девок не наблюдалось – вот, что по-настоящему его раздражало.

– Ага! Стояночка! – победно возвестил Монте-Карло и впаял в плечи Месси погоны.

Телефон Печи, до этого рвущий слабый динамик какими-то музыкальными нарезками, пропищал, мигнул и погас.

– Батарея, твою за ногу.

Они расписали ещё пару партеек, потом Дрон сгонял домой и притащил бутыль самогона, сычужного сыра и баночку паштета без этикетки.

– О! Это тема! – сказал Монте-Карло, извлекая из бардачка набор металлических рюмок – его вклад в обустройство минивэна. – Давайте, пацанва, за дружбу между галактиками!

– За долгожданную встречу! – подхватил Месси. – Добрались-таки, зелёные!

Печа принял полную рюмку.

– Ага. Добрались. Катастрофа у них, как же! Скоро по улицам с лазерами побегут и колымагу Дрона спалят к ебеням.

– Значит, надо зарядиться! Подготовиться!

– Надо! Будем!

– Э-эх… заряжай по второй!

Картишки зашелестели веселей.

– Печа! Глянь. Твой позер шатается, тебя, видать, ищет.

Никита (а в такой фасонистой курточке и штиблетах, при этом не рысью, а кого-то целенаправленно высматривая, в этом районе мог появиться только он) крутился на перекрёстке. Печа выбрался из машины, свистнул, замахал другу. Тот заметил, заулыбался.

– Привет, Лёх!

Никакого «Печи» – всегда «Лёха». В какой-то момент Ника стали злить разные клички и прозвища. Печу это смешило, немного даже подбешивало, мол, что вы, что вы, статус не позволяет, началась взрослая жизнь… ерунда, Ник, не парься! К тому же взрослеть не хотелось, как в старенькой песне Гуфа, картавившего с площадок и экранов пятнадцать лет назад, пока рэп не отступил под гулким напором декарока: «Хотя становимся старше, иногда так страшно проснуться взрослым однажды». Если ты начинаешь подходить к друзьям, как к деловым партнёрам, дозировать улыбки и подбирать эпитеты – в жопу такое взросление. На летающую тарелку к этим зелёным или любого-другого-цвета-человечкам – и обратно, в самую глубокую галактическую жопу.