Дмитрий Костюкевич - Этика Райдера

– Какие люди тут шляются… Здаров!

Он едва удержался, чтобы не назвать лучшего друга старым погонялом. «Здаров, Бильбо!» Не стал. Ник обожал «Властелина колец», но вот на прозвище реагировал болезненно.

– Чего трубу отключил? Рыскаю тут… Есть планы на вечер?

– На свиданку зовёшь? – весело сказал Печа, скрепляя рукопожатие.

– Бери выше. На пьянку!

– Тогда я вся ваша! Только мартини не поите, дяденька, меня от него путчит.

– Мартини, ха! Винища стакан и в номера.

Густой, как пивная пена, туман конденсировался в ветвях деревьев, капал на землю. К смеху друзей примешивался гул скользящего по монорельсу состава. Казалось, что за забором вибрирует толстенный металлический трос.

Включились фонари, и лучи выборочно раздвинули вечерний полумрак. А потом Ник сказал:

– Ну что, погнали? Я тут таксиста за углом уже полчаса морожу. В «Бульбяше» был?

– Туда в спортивках пустят?

С Никитой они выросли в одном дворе, сдружились, срослись в разношёрстной компании, из которой к школьному выпуску Печи (он был на два года младше Ника и закачивал позже остальных) выплыло в одной лодке четверо – он, Ник-Бильбо, Женя-Пуля и Стас-Рыжий. Да только лодочку ждали новые испытания – разными интересами, районами, работами, положениями. Друзья поразъехались, поразбежались, балансируя на острие сигнала мобильников, старый двор перепланировали, в некогда знакомых окнах зажёгся чужой свет.

Из старой гвардии (банды «карэ», как величали себя парни) Печа сохранил контакт только с Ником. Рыжий колесил целыми днями на служебной тачке, зависал в новой компании, вроде собирался рвануть «отседава» и выпасть в осадок в Первопрестольной; он как бы и не зашивался, но они редко созванивались, а когда случалось, чувствовали пустоту, мусолили избитые фразы. Пуля… о Пуле отдельный разговор. На него Печа имел зуб.

Ник же остался. Новый Ник с престижной работой, высокомерной невестой, собственной жилплощадью, но всё-таки его старый друг, встречи с которым Печа ждал всегда.

– Цимус, а? – улыбался Ник.

Небольшое зданием «Бульбяша» располагалось в зелени Приоратского парка, окна смотрели на холодное озеро Чёрное. Парк был славен тополями, липами, клёнами, дубами, елями. Полтора гектара почти девственного леса, ограниченного Дворцовым парком и железнодорожными путями. Единственным крупным сооружением был Приоратский дворец – Приорат, который в разные времена служил Резиденцией Мальтийского ордена, запасным дворцом для приёма августейших особ, местом отдыха ленинградских рабочих, Дворцом пионеров для гатчинских детей. Теперь там размещался музей, экскурсоводы которого могли рассказать вам, что до постройки в 18 веке Приората территория называлась Малым Зверинцем, а бомбардировки и топоры лесорубов Великой отечественной войны превратили парк в голую, испещрённую воронками землю.

В «Бульбяше» Печа отдыхал впервые. Массивные дубовые столы, соломенные абажуры, пивные бочонки вместо стульев, деревянные колёса и вилы на стенах, прислуга в сермягах. С колбас и кусков грудинки капал в жаровню ароматный жир, котёл над огнём вскипал пеной, пахло мёдом и дымом.

Весь этот пафос тянул на тройную наценку.

– Пулярку, пожалуйста, – не открывая меню, сказал Ник официантке в переднике. – Две половинки. Сушёную корюшку, гренки с чесноком и два пива.

Посетителей было не много, только один стол не пустовал: в углу на бочонках сидело трое мужчин, шумно, зычно, налегая на содержимое кувшина, стуча липовыми ложками.

– Цимус, ещё какой, – Печа осматривал внутренности «корчмы». – А что ты там хитрое такое заказал, а?

– Пулярку? Жирную кастрированную курицу.

– Чего?

– А того. В средние века Европа научилась измываться над курями весьма изысканно. Кроме обычной курочки, которая отваривалась в бульоне, и цыплят, обычно поджариваемых, имелось ещё два вида. Пулярка и каплун.

Печа положил на край стола пачку сигарет, сверху – зажигалку.

– А каплун – это старый, больной петух-евнух, да?

– Почти. – Никита придвинул стул-бочонок ближе, снисходительно улыбнулся. – Это кастрированный петух, специально раскормленный на мясо. Кормили от пуза и запекали беднягу. – Он поднял вверх палец. – Парадное блюдо, хочу заметить!.. Только причём здесь белорусская народная кухня, я не понимаю, но – хозяин барин.

– Значит, фиглярка…

– Пулярка.

– Если выбирать, то бабу, конечно, пусть и кастрированную. Всё приятней, чем мужика.