Олег Котенко - Божественная игра

Куда уж понятнее… Но я кивнул еще раз.

— Отлично. А теперь поспите немного, ребята, вы ведь устали с дороги. Он сунул мне под нос пузырек с чем-то ужасно вонючим. Запах ударил в нос, в глаза, въелся в слизистую, которая будто остекленела. Все внутри у меня онемело, голова наполнилась туманом. Первоклассное зелье…

Дженнингсом с самого утра овладела задумчивость. Он уже не спешил, как вчера, а шел медленно, так что Гедеону не приходилось поминутно окликать его. Раввелю это показалось странным, но он списал молчаливость Дженнингса на усталость. Дженнингс же по мере приближения к горе становился все мрачнее и мрачнее. Он все время вытягивал шею, заглядывал вперед, высматривая что-то. Вскоре он окончательно умолк и Гедеону так и не удалось вытянуть из него ни единого слова. Гора росла, приближаясь. Наконец, показалась полоска голой почвы у подножия. И еще — древнее строение в гуще деревьев и кустов под самой горой.

— Погляди, Уил, — Гедеон подошел поближе. — Это что, фабрика?

— Да, это фабрика. Очень старая фабрика. Видишь, она почти сгнила вся. Извини, Гед. Последние слова Дженнингса абсолютно не подходили к вопросу. В чем он извиняется? Раввель обернулся, удивленно взглянув на Уильяма, но встретил тяжелый удар дубинкой. Откуда-то появились солдаты, они связали Раввеля, бросили на землю, где уже лежало двое. Он пытался вырваться, что-то сказать, но… Его утихомирили ударом сапога в спину.

Мы пролежали лицом вниз до самого вечера. Это невыносимо! Зелье оказалось ненадежным, его хватило только на пару часов. Все тело ломит, но это только вначале, потом — хуже. Потом суставы начинают болеть. Даже не болеть — они становятся источниками боли, которая разливается по всему телу. А уж потом приходит онемение. Все, боль уходит, а вместе с ней и все остальные ощущения. Тело чужое, не твое, вытесанное из камня. Только голова твоя, каким-то неизвестным художником-абстракционистом прилаженная к мраморной скульптуре.

Когда начались сгущаться сумерки, нам надели повязки на глаза и, наконец, сняли пленку с запястий и лодыжек. Встать я, конечно, не смог. Меня подняли и повели куда-то, подвесив рюкзак на плечо. Я заметил, что он порядочно полегчал. Постепенно кровь возобновляла свой ток, чуть покалывало в мышцах. Это хорошо. Наверное, на руках и ногах у меня черные линии где была намотана пленка. Сволочи! Это же издевательство над людьми! Я уже не говорю о нарушениях прав, в подобной обстановке это просто смешно. Но чисто по-человечески…

Нас несли довольно долго, после чего посадили на землю и удалились. Деревянными пальцами я кое-как стянул повязку с головы. Мак-Кинли была далеко, примерно как вчера вечером. Наши рюкзаки лежали тут же, на земле. Андрею было совсем плохо — кисти его были белыми, как мел, а под ногтями разлилась голубизна. Это очень плохо, нужно в что бы то ни стало привести его в чувство, вернуть жизнь в конечности пока не поздно.

Я встал на четвереньки, подполз к Андрею, снял с него повязку — по крайней мере, лицо у него было нормального цвета и принялся растирать руки. Растирал долго, пока вены не вздулись и по коже не пошла розовая краска. Ноги себе он уже растирал сам. И только сейчас… только сейчас я испугался. Понял, что нас запросто могли убить. Это понимание всегда приходит позже — прыгни на стальные прутья, пробеги сквозь огонь, не задумываясь, а потом похолодей от ужаса. И первым моим желанием было все бросить и бежать. Желание было сильно, очень сильно, так что ноги уже сами напряглись. Но я схватился руками за траву, удерживая неспокойное тело.

Андрей поднял на меня удивленные глаза.

— Что ты делаешь? — спросил он, глядя, как я цепляюсь за землю.

— Я хочу убежать… И если отпущу траву — побегу, куда глаза глядят.

Только к утру я почувствовал себя нормально — развеялась немота, я смог ходить, не хромая. Возвращаться глупо, если не убили в первый раз — убьют сейчас. Лучше всего сейчас для нас уйти отсюда как можно быстрее. Вещи наши не украли, полегчавший рюкзак был всего лишь плодом моего воображения. Все на месте, значит, они, в принципе, настроены не агрессивно, а мы просто попались под руку. Но что же такое там?.. В небо потянулась струйка дыма, как от костра. Создатель, кем бы он ни был, придумал любопытство для того, чтобы людям легче было впутываться в неприятности. Хотя, и наделил им каждого по разному. Наверное, чашка, из которой любопытство вливали в меня, перевернулась, выплеснув все. Я взял рюкзак и пошел обратно, нацарапав короткую записку: «Возвращайся домой, за мной не иди. Если я вернусь, то устрою такую гулянку, какой не видел ни ты, ни твой отец с дедом!»