Олег Котенко: Повесть о глупости

Это было страшно. Страшнее не бывает. Черная пустыня, усыпанная обугленными телами. Кое-кто еще жив и шевелится, но это уже идет мимо сознания умирающего. Это агония… Я мчался туда, куда еще не добрался бой. Надо предупредить. Не знаю, как, но надо. И погибнуть…

Я судорожно глотал чай. Полковник Литовцев смотрел на меня поседевшими усталыми глазами. Я видел, что он согласен махнуть на все рукой и покончить, наконец, с этой жизнью, наполненной смертью до отказа. Оказывается, сражения с Чужими идут на Земле уже давно, но никогда не приобретали таких масштабов. Известие о грядущей опасности он принял спокойно. — Мы строили корабли по их технологиям, — сказал Литовцев, — думали, сможем атаковать первыми. Но не вышло. Война есть война — гонка вооружений. Теперь попробуем на этих кораблях вывезти хоть какую-то часть людей. — Куда? — Куда угодно. Можно запастисть пропитанием, водой. Можно, наконец, синтезировать питательную массу посредством солнечного света. Можно переждать какое-то время на кораблях, а потом вернуться на Землю. И никогда уже не вспоминать о Чужих.

Но вышло все опять не так, как собирались. Чужие допустили ошибку, люди воспрянули духом — рванули на новопостроенных кораблях в атаку. Как оказалось, судна обладают гораздо большей мощью, чем предполагалось. Как ни странно, люди заставили инородцев отступить. Тут бы им и закончить, подписать мир и больше дела друг с другом не иметь. Но захватнический рефлекс сработал безукоризненно. Люди пошли дальше. И вот уже на планете Тароссов гремят взрывы. Кровь льется рекой, но никто не задумывается о потерях. Как же так! Как можно! Люди уже так близко к цели! Люди строили, строили, строили… Потом отправляли, рвались снаряды…

Я отряхнул пыльный мундир — скомандовали отбой, можно и отдохнуть. Впрочем, в последние дни бои происходят все реже. Мы постоянно находим селения Тароссов, но они покорно становятся под стенку. Приказ есть приказ. Но кто объяснит, почему мы режем и расстреливаем Чужих с таким удовольствием? А у меня не проходит ощущение, что кто-то наблюдает на за нами сверху. Нет, не бог. А тот, кого назвали чумой. Тот, кто истребил в свое время чуть ли не половину населения Земли. Тот, кто стоит на порядок выше на лестнице эволюции. И мы убиваем Чужих…

За скалами догорал остов таросского транспорта. Майк отбросил в сторону пустой «рожок». Толкнул ногой неподвижное тело у его ног — тело Чужого. Вытер рукавом пот со лба. К расстрелам он относился как к работе, которую нужно выполнять. «Я травлю тараканов, — говорил он, когда выпивал. — И вы занимаетесь тем же». Но сейчас в глазах Майка сквозила тоска. Он бросил автомат в пыль. — Что такое? — спросил я. Майк обернулся. Боже, он плачет… По пыльным щекам тянулись длинные разводы грязи. — Мы убийцы. Самые настоящие. Преступники. Сколько лет искали собратьев по разуму. Были у нас братья. Были да сплыли… Все, Максимка, пошли обедать, самое время.

Теремов отложил ручку и хрустнул суставами пальцев. Бумага больше не пугала белизной — она была покрыта буквами. Он задумался, поглядел в окно. Там, окутанные зимним рассветом, мерцали окна многоэтажных домов. По дорогам жужжали автомобили. Продавец во дворе зычно кричал: «Молоко!» И все, вроде, было по-старому. Но Теремову казалось, что осталось совсем немного — по вселенским меркам. Ничтожное мгновение. А потом — странная неизвестность…

Песня «Ностальгия» принадлежит Юлию Буркину; в этот текст она включена не полностью.