Николай Ободников - Замок Солнца

«Согласно ее условиям, заяц… млекопитающее… Значит, питает молоком… Молоко… – Я тяжело сглотнул. – При таком дефиците внимания я ничего не добьюсь. Надо как-то держать разум в узде. Но как можно удержать в узде то, что напоминает своевольную кляксу, в чьем гардеробе бессчетные миллиарды форм и обличий?!»

Решив заглянуть в ближайший ко мне ход, я снова попытался воспроизвести про себя задачку. В этом мире пустоты и Солнца у меня всё равно ничего не было, кроме собственных шумящих мыслей.

«Заяц… – сосредоточенно начал я. – Да нет же, там был не заяц! Кто же тогда?..»

Эфемерная медуза моих рассуждений вновь разом растеклась во все стороны, предлагая расслабиться и пустить мысли на самотек – хотя бы о том же самом желтовато-ноздреватом лакомстве…

«Нет! – твердо сказал я себе, пытаясь совладать с разноцветными картинками в голове. – Заяц и черепаха поспорили, кто быстрее…»

Заяц был наглым и самоуверенным, но черепаха была мудра и опытна. И вот надумала она как-то проучить зайца, доказав тому, что тот не так скор и быстр, как думает. Решили они бежать наперегонки, но только с одним условием: заяц должен был находиться позади черепахи на расстоянии в тысячу шагов. И заяц, конечно, согласился, не чувствуя подвоха и не имея сомнений в своей победе.

Несмотря на такую разницу, состязание черепаха и заяц начали одновременно.

И за то время, что заяц пробежал разделявшее их расстояние, черепаха в ту же сторону проползла всего сто шагов. Соответственно, когда заяц преодолел и эти сто шагов, черепаха была впереди лишь на десять. Десять на один. Один на одну десятую. Одна десятая на одну сотую. Сотая на тысячную – и так далее. Таким образом, процесс будет продолжаться до бесконечности, и заяц никогда не догонит коварную черепаху 1 1 Одна из апорий Зенона, где изначально место зайца занимает Ахиллес. .

Однако это хорошо и верно лишь на бумаге, когда заяц вынужден без конца преследовать свою недосягаемую цель, которая будет от него всё так же нескончаемо далека. Возможно, и ответ на это был уже когда-то найден, в котором в качестве возможного объяснения была указана ложность представления о бесконечной делимости расстояния и времени.

«Это и есть ответ?! – искренне удивился я. – Но он явно не мой, равно как и сама загадка! Не думаю, что я на такое способен. Хотя мне-то откуда знать, на что я способен?..»

Я лишь мог предположить, что действительность с удовольствием опровергнет это, и заяц, так или иначе, настигнет черепаху, пробежав в глазах стороннего наблюдателя вечность подсчетов за одно мгновение. Вот и отличие между бумагой и практикой. Вот и бесконечность чисел, что неожиданно оборвалась.

«…предполагая конечность множества простых чисел, прибавляем к их произведению единицу – и получаем новое простое число… 2 2 Доказательство бесконечности множества простых чисел, изложенное Евклидом в «Началах». Это еще что такое? – задумался я над странным и одновременно чужим умозаключением. – Похоже на еще одно знание без смысла и цели, подходящее разве что только для этой головоломки».

Сокрушенно качнув головой, я отправил еще одну пустую этикетку на задворки своего сознания. Вместе с тем я знал, что только что обдуманная задача являлась не парадоксом, а чем-то логически верным – тем, чего просто не могло быть в реальности.

«Но числа, значит, всё-таки бесконечны, – удовлетворенно подытожил я. – Что ж, как бы то ни было, этот результат был определенно получен не из этой загадки. А еще надо бы найти что-нибудь на ноги, – рассеянно заметил я, поворачивая в искомый проем. – Этот пол из булыжников просто ледяной».

Перед моими глазами предстал объемный продольный зал, в середине которого располагался накрытый обеденный стол с бордовой скатертью, неопрятно вздернутой с края. Из-под скатерти была видна витиеватая серебряная чеканка, украшавшая черные ножки стола.

«Персон на четырнадцать-шестнадцать, – предположил я, непроизвольно упиваясь чеканными узорами. – Но что за странное расположение комнат – из тьмы на обед? И что это за странный звук?»

По залу мерными зернышками разносилось удивительное и ритмичное колебание – оно стелилось по нежно-изумрудному ковру под столом, скатывалось с солнечных занавесок, паривших белоснежными медузами, отражалось в осколках зеркала и хрустале люстры, грелось в невесомой золе камина.

Я собрался с мыслями и еще раз окинул взглядом место, куда я попал. По центру – сервированный медными приборами и тарелками стол; даже странно, что ничего из этого не покоилось на полу. Слева – оконные проемы с вздыхавшими занавесками, прятавшими за собой сверкающие выходы на балкончики. Справа – утонченный камин с висевшей над ним картиной. И наконец, на противоположной красно-коричневой стене – пустой каркас зеркала, чьи мерцающие осколки озорно держал стоявший под ним подкопченного цвета комод.