Владислав Солоницкий - Бенкендорф любит всех нас

– Я уже был у Фрэнка. Мы с ним много проговорили о вас, Ева. Думаю, вы ему понравились.

– Что? – недоуменно переспросила она, в последний момент задержав свое тело, чтобы не повернуться лицом ко мне. – Ну я вас поздравляю, Вархуил, теперь я не смогу встретиться с ним завтра. А ведь обещала.

Таких размеров помёта с неба я не ожидал. Ева была обязана встретиться с Фрэнком. И никакие обстоятельства не должны были этому помешать.

Характер Евы – это что-то из ряда вон выходящее. Что-то особенное. Может быть, только из-за нее я решил остаться в Цайтгарденбурге, мотивируясь сочувствием. Безусловно, судьба Фрэнка меня тоже интересовала. Интересовала настолько, что я хотел стать ее творцом. Впрочем, вышло так, что мне пришлось взяться за авторство обеих судеб. Мне казалось, только при помощи друг друга, при помощи взаимодействия, Фрэнк и Ева могли бы прожить настоящую счастливую жизнь.

– Оставьте в прошлом вашего бывшего парня, Ева. Он вам больше не нужен. Пусть преследует во снах и не более. Встретьтесь с Фрэнком. Вы не пожалеете.

– Отстаньте, Вархуил, – немного завелась девушка. – Вы не были на моем месте. Вы дьявол: откуда вам знать о людских чувствах?

– Я еще не был на вашем месте, Ева – зато я уже был на месте тысяч других людей. Поверьте, я видел и не такое.

– Верю, – коротко и язвительно ответила она.

– Поверили в это – поверьте и в завтрашнюю встречу. Вы должны побыть с Фрэнком.

– Я никому ничего не должна. Отстаньте. Уходите.

– Скоро уйду, – ответил я.

– Пожалуйста, Вархуил, – умоляла она.

– Хорошо. – Я засобирался и направился в коридор.

– Перед тем, как выйти за дверь, – словами догнала Ева, – пожалуйста, погладьте лисёнка. Мягкая игрушка сразу же у зеркальца.

– Обязательно, – заверил я, после чего отправив последнее послание, летящее уже из коридора, где в ярком освещении стояла моя фигура, к окну, у которого замерла девушка: – Напрасно вы прячете внешность. Она у вас вправду красивая. И если вас кто-то кинул, Ева, то внешность это самая последняя на то причина. Лучше подумайте над принципами… подумайте над ними.

В левой части Цайтгарденбурга, как только переезжаешь безымянную реку, город меняется фундаментально и на глазах. Нет больше высотных доходных домов и гигантских комплексов с офисами, а вместо бесконечных витрин с продовольственными разностями приходят одинокие ларьки, монополистически заведующие от улицы к улице.

Сами же улицы были небольшой длины, создавая образ части города, как наскоро построенного лагеря: все они были похожих размеров и ответвлялись на девяносто градусов друг от друга, образовывая квадратные и прямоугольные блоки домов. Весь левый Цайтгарденбург был огромным частным сектором, где жили, по меньшей мере, сто тысяч человек. Среди них колосился и Фрэнк, проживавший в частном ухоженном домике на улице Винодельщиков. Это была самая длинная улица. Не удивительно, если ее название было присвоено по ремеслу, когда-то обитавших там винокуров.

Разбитые дороги, ведшие меня то влево, то вправо, постепенно привели к месту назначения: угловой домик, подъезд к которому по обе стороны оплетала виноградная лоза. Я заехал прям меж них, не побоявшись схватить пулю: Фрэнк был малышом неаккуратным и дорожил частной собственностью, держа при себе (где-то в доме) отцовский табельный револьвер, доставшийся как посмертная награда за службу того.

Я заглушил двигатель, открыл дверь авто, тут же попав под жгучие капли серого дождя, и двинулся к дому, перебирая прыжками, чтобы вновь не вступить в глубокую лужу. Забравшись на крыльцо под навес, постучался и, наострив уши, принялся ждать.

– Телефона, чтобы позвонить нет, – послышалось по другую сторону железной двери, – сходите к соседке, она вас еще и чаем напоит. Вина нет, я же писатель, денег тоже нет, всё по той же причине. Наркотики? Это тоже к соседке. Если вы из полиции, заранее требую награду за предоставленную помощь. Почему? Потому что я писатель и у меня нет денег.

Забавный монотонный голос вызвал на моем лице недолгий оскал, получившийся из стыка между рефлексивной улыбкой, задумчивостью и вожделением съязвить, позже подавленной моим беспечным характером.

– Я по поводу ошибки в статье, которую вы по невнимательности своей допустили, – сказал я привычным наработанным по выслуге лет представительским голосом.

– Вы видели, чтобы возле моего дома наливали невкусный кофе и кормили конфетами? – не без скрытого смысла спросил Фрэнк.