Борис Фрадкин: Пленники пылающей бездны. Повесть

«Хитер! - с удовольствием отметил про себя Дектярев. - И умен. За словом в карман не лезет».

- Ну, ежели вы прикажете, - геолог выпятил губы, глаза его лукаво прищурились, - мы будем вынуждены подчиниться.

- Позвольте, позвольте, кто это «мы»? - Атомист, отчаянно жестикулируя, вскочил на ноги. - Я категорически настаиваю…

- А, бросьте вы! - неожиданно разозлился Дектярев. - Трясетесь от страха, как… как не знаю кто. Ведь все уши прожужжал своей теорией переохлаждения, а когда появляется возможность проверить ее на деле - в кусты. Стыдно, коллега! Ничего-то с вами не случится, если мы нырнем еще на сотню-другую километров.

Валентин Макарович задохнулся от негодования. Он сел, бросая на Дектярева такие уничтожающие взгляды, что Михеев, Чураков и Скорюпин заулыбались.

- Я полностью за предложение Вадима Сергеевича, - вмешался в разговор Андрей. Ему хотелось поддержать товарища. - Машина в отличном состоянии. За безотказность механизмов я ручаюсь.

- Уговорили, - сокрушенно покачал головой Дектярев. - Мы с Валентином Макаровичем не возражаем, - он подмигнул атомисту, - чтобы погрузиться еще на сотенку километров. На сотенку - не больше. И эдак осторожненько, осторожненько.

- Разумеется, - сдержанно улыбнулся Вадим.

- Зато я решительно против, - заговорил молчавший до того Михеев. - Я требую безоговорочного выполнения указаний главного конструктора.

- Не забывайте, здесь его помощник! - вскинулся Вадим.

- Вот именно помощник, а не главный конструктор. Распоряжаться опытной машиной можно только с его согласия.

- Павел Игнатьевич, - Вадим повернулся в сторону связиста, - будьте добры, соедините товарища Михеева с бюро завода.

Скорюпин виновато улыбнулся и пожал плечами.

- На какое давление рассчитана полезащитная установка? - спросил Вадим водителя.

- На триста миллионов атмосфер.

- Так. А что показывают приборы?

- Тридцать с половиной тысяч.

- И вы, водитель опытных глубинных машин, считаете такую проверку вполне исчерпывающей?

Михеев смешался.

- Совещание считаю оконченным, - Вадим встал. - С общего согласия продолжаем испытание корабля. И научные исследования, - он с насмешкой посмотрел на Биронта. - Глубина погружения будет зависеть от обстоятельств и… от нашей выдержки. - Глаза командира загадочно улыбались. - Механику и водителю - по местам!

Он направился к люку. За ним последовал Андрей.

- И все-таки вы поступаете опрометчиво, Вадим Сергеевич, - сказал Михеев, усаживаясь за пульт напротив Суркова. - Несерьезно это.

- Старт! - вместо ответа скомандовал Вадим.

Заработал двигатель, корабль вздрогнул.

«К центру земли! К центру земли! - стучало сердце Вадима. - К неведомому! К неиспытанному!»

Расплавленная магма осталась над головой. Все ярче светился экран локатора. Цвет кипящей меди сменился на нем золотым сиянием, да таким ослепительным, что пришлось понизить силу тока, питающего локаторный излучатель.

Разогретый почти до двух тысяч градусов, базальт оставался твердым, хотя температура давно перешагнула точку его плавления. Сжатое вещество приобретало высокую плотность. Атомы в кристаллических решетках вместо того, чтобы рассыпаться от теплового воздействия, вынуждены были теснее прижиматься друг к другу.

Приборы отметили глубину пятьдесят километров, а «ПВ-313» спокойно продолжал движение. Давление превысило сорок с половиной тысяч атмосфер.

Вниз… вниз… в неизвестность.

Ничто не нарушало четкой и слаженной работы механизмов. У Вадима крепла вера в свою правоту.

Наверх послали официальное уведомление: «Все благополучно. Продолжаем идти в глубину, чтобы испытать подземоход в более тяжелых условиях и провести более полный комплекс научных исследований».

Ответа не получили. Может быть, не дошло сообщение, посланное с корабля, а может быть, луч с наземных станций затерялся где-то далеко в стороне от курса «ПВ-313».

Вадим с головой ушел в работу. Приборы давали ему сведения о взаимодействии плотной среды с механизмами. Командир был теперь только конструктором - он проверял в действии реакторы, бур, двигатель, магнитоплазменное поле.

Водитель все еще колебался, не зная, как ему поступить: воспротивиться ли воле своего непосредственного начальника, или, наоборот, самым решительным образом поддержать его.

Дерзость Вадима пришлась Петру Афанасьевичу по душе. Если ради пользы дела, то отчего и не пойти на риск? Но главный такого своевольства не спустит. Тут всем достанется на орехи. И доверия лишишься…