Кир Булычев - Мамонт

— Да, — вздохнул полковник. — Придется увести. А ведь такой интересный разговор завязался.

И увели Гаузе. По дороге обратно он усы стер и хохол поправил.

И вернулся в камеру почти нормальный, только бритый.

— Чего? — спросил беззубый старик.

— Десять лет прибавили, — сказал Гаузе. — И еще пятнадцать суток карцера. Под Гитлера гримировали.

— Многих гримируют, — прошамкал старик. — Только не похоже.

— Эй, Василий! — раздалось из-за окна, сверху.

— Здесь я!

— Держи.

По наклонной трубе — от окна вниз — пакет бумажный.

Старик в него вцепился, развернул. А там две челюсти. С железными зубами. Сверкают.

Вставил в рот, пощелкал. Хорошо.

— Хорошо? — спросили сверху.

— Хорошо? — сказал старик.

Оскалился на Гаузе.

— Хорошо?

— Хорошо.

— Три бы пайки сожрал.

А тут стук в дверь. Официальный.

— Войдите, — сказал Гаузе.

Полковник, Левкой с шахматной доской под мышкой, второй офицер с папкой.

За ними стол принесли, стулья. Портрет в золотой раме.

Чей портрет? Сталина.

Все это в камере расставили.

Товарищеская чрезвычайная тройка расселась.

Офицеры сразу шахматы раскинули. А шахматы у них к доске приклеены. Навечно.

— Ты что здесь делаешь? — спросил полковник у Гаузе. — Мы же тебя уже осудили.

— Я здесь живу, — сказал Гаузе.

— Ну тогда оставайся. Смотри, как мы расправляемся с врагами народа. Читай, солдат!

Солдат папку у офицера взял. Раскрыл.

— Слушается дело Чапаева Василия Ивановича, год рождения не установлен. Осужден в тысяча девятьсот тридцать восьмом году за связь с врагами народа, измену Родине и особо тяжкие преступления по статье 58. Приговорен к двадцати пяти годам заключения. За неоднократные побеги и полную безнадежность исправления 18 ноября 1973 года приговорен к смертной казни, вторично приговорен к смертной казни в следующем году за убийство секретного сотрудника администрации лагеря. Казнь не приведена в исполнение.

— Хватит, — сказал полковник.

«Вот кому Троцкий сапоги вручал, — догадался Гаузе. — Чапаев. Герой Гражданской войны».

— Это тот самый Чапаев? — спросил Гаузе у полковника.

— Мы других не держим, — сказал полковник. — И не мешай, а то и тебя приговорим.

— Но он же в реке Урал утонул. Я в кино видел.

— Молчи, Гитлер, — сказал Левкой. — По тебе тоже веревка плачет.

А солдаты снова зубоврачебное кресло тащат.

— Что перед смертью нам скажешь? — спросил полковник. — Скажи, только покороче.

Старик только головой взбрыкнул.

— Где Морозов? — рявкнул Левкой. — Где доктор? Кто будет нам смерть утверждать?

— Василий Иванович! — закричал в сердцах Петр Гаузе. — Вся наша страна любит и помнит вас! Никто не забыт, ничто не забыто! У нас в глазах стоит ваша героическая гибель в реке Урал. Пионерские дружины и колхозы названы вашим именем. Память о вас не сотрется в памяти народной.

Из этой речи можно заключить, что Петр Гаузе, человек прямой и честный, сущий русак, воспитан был в комсомоле и любил наблюдать телевизор.

— Ты слышишь, враг народа, что о тебе говорят? — спросил полковник. — А ведь врать не станут. О тебе, понимаешь, пионерские дружины названы, и даже колхозы, а ты побегами занимаешься. Ну неужели тебе не стыдно? Пожилой человек.

— И за палец меня укусил, — сказал капитан Левкой.

А второй офицер быстренько стащил с себя китель, набросил на плечи белый халат — оказался доктором Морозовым. Как же его Гаузе на своем собственном процессе не узнал?!

Солдаты пристегнули Чапаева ремнями, только усами он похож на легендарного героя.

Капитан Левкой с трудом оторвал ладью с шахматной доски, протянул привязанному герою.

— Пожуй, — говорит. — Перед смертью побалуй свой желудок.

— Послушайте, — сказал Гаузе, — несмотря на неправильность того, что имеет место, скажите, что вы собираетесь делать?

— Приводить в исполнение, — сказал доктор Морозов. — Приговор приводить.

А сам градусник достал и старику — под мышку. Тут же вынул и кивнул начальству:

— Можно начинать, пульс в норме, давление повышенное.

— Теперь тебе не уйти от справедливой кары, — сказал полковник. — Гляди. Крепкий.

Он развернул пластиковый пакет, попыжился, надул его, как детский шар.

— Покайся перед народом, — сказал полковник. — Покайся, Чапай. Много тревог доставил ты органам. И никто тебе не поможет. Нет же у тебя зубов. Нету?

А старик все не каялся.

— А как казнить будут? — спросил Гаузе у доктора Морозова.