Кир Булычев - Мамонт

Оставил он Петра вдвоем с Полиной.

— Вот какая история вышла, — сказал Гаузе. — Вы меня не опасайтесь.

— Я тебя и не опасаюсь.

В том же большом доме, под крышей, каморка, живет в ней медсестра Полина. Не то заключенная, не то вольная, не то лагерная блядь, не то сестра милосердия.

Кровать девичья железная в углу. Зеркальце на тумбочке, стул, рукомойник, на стенах фотографии кнопками прикреплены. Окошко с решеткой.

— Здесь, на мансарде, слуги жили, — сказала Полина. — Помойся, если хочешь. Я за тебя беспокоилась. Боялась, что засыпало.

— Жаль, что я доставил вам беспокойство.

— Ты здесь человек нормальный, не считая Чапая. Остальных всех передушили.

Вымылся Гаузе с мылом, вафельным полотенцем вытерся.

Полина косынку сняла, волосы начала расчесывать. Волосы рыжие, темные. Красота у нее кошачья, сказочная, гибкая.

Охранник ужин принес. Пайка хлеба двойная, щи почти настоящие.

— Лично от начальника лагеря, — сказал.

Полина ни спасибо, ни звука.

Ушел солдат, Полина, как хозяйка, говорит:

— Хотите почитать перед сном, на тумбочке книжка.

Книжка Сетон-Томпсона про животных, с рисунками.

Вдруг снизу грянуло:

— Это что? — вскинулся Гаузе.

— Самодеятельность. Завтра конец месяца, план выполним, концерт будет. Капитан Левкой старается.

— Он мне сказал, что собакой работал.

— Преувеличивает.

— Я сам видел, как он по следу шел.

— Показуха. Не обращайте внимания. У него же родословной нету.

— С вами связана тайна, — сказал Гаузе.

— Какая уж тайна.

В Гаузе возникло странное трепетание. Вдруг понял в синих сумерках, что наступит ночь и лягут они спать. Вдвоем…

— Ай-ай-ай, — улыбнулась Полина. — У нашего молодого человека появились крамольные мысли. Не рассчитывай на взаимность. Разочаруешься.

— Почему вы так подумали?..

— Ты мне на колени поглядел. Робко, но сладострастно. Как старый генерал.

— Простите.

— Да ты не красней. Лучше мне о Москве расскажи. Посумерничаем.

Снизу завывало:

Гаузе про Москву рассказывал, за окном темнело. Полина встала, лампочку вывернула. Стало совсем темно. Охранник из-за двери:

— Не положено, Полина. Отбоя не было.

— Молчи уж. Спать иди.

Певцы охрипли, но пели.

— Что ж, — сказала Полина, — и нам спать пора. Завтра вставать рано. Всех на работу погонят.

— Но ведь не нас с вами.

— Всех. Завтра план месяца выполнять надо. Социалистические обязательства. Дорогу кончаем на помощь китайским братьям.

— Чепуха все это. До китайской границы далеко.

— Это только кажется.

— И Железную Маску выгонят?

— А это кто такой? Я никогда не видела.

— Берия, Лаврентий Павлович. Его вместо расстрела сюда укрыли. Я так полагаю, что двойника расстреляли, а его верные люди — сюда. В забытый лагерь.

— Ты говоришь, что Берия здесь?

— А что такого? Завтра я Пушкина увижу — уже не удивлюсь.

Полина вдруг замолчала, померкла, в себя ушла. В дверь стукнула:

— Эй, солдат, выведи меня в сортир. Потом П-234 выведешь.

Возвращался Гаузе из сортира в камеру, думать бы ему о побеге, о политических переменах, о призраке вождя, а он только об одном: ночь надвигается. Быть ему ночью вместе с Полиной. Глупо устроен человек — раб инстинктов. Где же твое благородство, Гаузе?

Странно преобразилась каморка, пока не было Гаузе. На тумбочке ночник-коптилка горит, у зеркала стоит прекрасная Полина, в шелковом пеньюаре, рыжие волосы распущены по плечам.

— Вы ложитесь, Петр Петрович, я сейчас.

Нет, не пеньюар это, а длинная рубаха до пола, сама, видно, сшила.

Плывет каморка над каменным домом, над подвалами страданий, над глухими звуками песни, держится, руководит капитан Левкой.

Гаузе быстро разделся, стесняясь своих черных трусов и серой рубахи. Простыни чистые, а подушка одна. Может, на полу лечь? Пол ледяной. До утра не доживешь. Не робей, Петр Гаузе, прекрасная лагерная блядь пригласила тебя к себе в постель.

— Я тушу свет, — сказала Полина. И ночник задула.

Под окном хриплые голоса — расходятся с репетиции зэки, идет семьдесят шестой год, двадцатый век движется к закрытию, Олимпиада в Монреале ознаменовалась новыми успехами советского спорта.

Теплое, душистое женское тело скользнуло под солдатское одеяло.

Гаузе, чтобы не упасть с койки, тянет дрожащие руки, обнимает красавицу Полину.