Урсула Ле Гуин - Роканнон

— Некоторые гонят из перебродивших корней холума алкоголь для питья, они говорят, что это высвобождает подсознание, как тренировка биотоков мозга. Большинство людей предпочитает последнее, это очень легко и не ведет к болезни. А здесь это часто встречается?

— Пьют многие. А насчет болезни я не знаю. Как она называется?

— По-моему, алкоголизм.

— А, понимаю… Ну, а что же делают труженики на Анарресе, когда хотят повеселиться, хотя бы на вечерок вместе забыть о бедах мира сего?

У Шевека сделался озабоченный вид.

— Ну, мы… не знаю. Может быть, наши беды неизбежны?

— Оригинально, — сказал Паэ и обезоруживающе улыбнулся.

Шевек продолжал читать. Одна газета была на незнакомом ему языке, а одна — вообще напечатана совершенно другим алфавитом. Первая, объяснил Паэ, — из Ту, а вторая — из Бенбили, государства в западном полушарии. Газета из Ту была хорошо напечатана, формат ее был разумным; Паэ объяснил, что это — правительственное издание.

Здесь, в А-Ио, видите ли, образованные люди узнают новости по телефаксу, радио, телевидению, и из еженедельников. Эти газеты читают почти исключительно низшие классы, их выпускают малограмотные для малограмотных, как вы и сами видите. У нас в А-Ио — полная свобода печати, а это неизбежно означает, что мы получаем уйму макулатуры. Тувийская газета издается гораздо лучше, но она сообщает лишь о тех фактах, о которых хочет сообщить Тувийский Центральный Президиум. Цензура в Ту абсолютна. Государство — это все, и все — для Государства. Вряд ли подходящее место для одонианина, а, сударь?

— А эта газета?

— Право, понятия не имею. Бенбили — довольно отсталая страна. Там вечно какие-то революции.

— Незадолго до того, как я уехал из Аббеная, группа людей в Бенбили связалась с нами по радио на длине волны Синдиката. Они называли себя одонианами. А здесь, в А-Ио, есть такие группы?

— Я, во всяком случае, никогда ни о чем таком не слышал, д-р Шевек.

Стена. К этому времени Шевек уже научился распознавать стену, упершись в нее. Стеной были обаяние, изысканная вежливость, равнодушие этого молодого человека.

Неожиданно Шевек добродушно сказал:

— По-моему, вы боитесь меня, Паэ.

— Боюсь вас, сударь?

— Потому что я самим своим существованием опровергаю необходимость государства. Но что в этом страшного? Ведь я не причиню вреда вам, Саио Паэ, вы же знаете, что я лично совершенно безобиден… И послушайте, я не доктор. Мы не пользуемся званиями. Меня зовут Шевек.

— Я знаю. Извините, сударь. По нашей терминологии это звучит неуважительно. Получается как-то нехорошо, — обаятельно извинился Паэ, ожидая прощения.

— Разве вы не можете признать во мне равного? — спросил Шевек, взглянув на Паэ; в его взгляде не было ни прощения, ни гнева.

Впервые за все время Паэ растерялся.

— Но право же, сударь… вы, знаете ли, очень значительный человек…

— Нет оснований, чтобы вы ради меня изменили свои привычки, — сказал Шевек. — Это не важно. Я думал, что вы, может быть, будете рады освободиться от ненужного, вот и все.

За три дня вынужденного сидения в четырех стенах в Шевеке накопился избыток энергии, и когда его выпустили, он своим стремлением увидеть все сразу довел сопровождавших его до изнеможения. Они водили его по Университету, который сам был, как целый город — шестнадцать тысяч студентов и преподавателей. Со своими общежитиями, столовыми, театрами, залами для собраний и тому подобным он не слишком отличался от одонианских общин, если не считать того, что был очень странным, невероятно роскошным, что все студенты и преподаватели были только мужчины, и что он был организован не как федерация, а как иерархия — сверху вниз. Все равно, — подумал Шевек, — ощущается он, как община. Ему приходилось напоминать себе о различиях.

В наемных автомобилях — роскошных, причудливо-элегантных машинах — его вывозили за город. Машин на дорогах было мало; нанимать стоило очень дорого, а собственные машины имели немногие, так как налог на них был очень высок. Всю подобную роскошь, которая, если бы она была доступна всем и каждому, могла бы истощить невосполнимые природные ресурсы или загрязнить отходами окружающую среду, строго регулировали различные предписания и налоги. Спутники Шевека говорили об этом подробно и не без гордости. Уже несколько веков — рассказывали они — А-Ио занимает первое место по экологическому контролю и разумному использованию природных ресурсов. Излишества Девятого Тысячелетия — это уже древняя история; единственное их стойкое последствие — недостаток некоторых металлов, которые, к счастью, можно ввозить с Луны.