Урсула Ле Гуин - Роканнон

Шевек кротко заметил:

— Одо была женщина.

— Вот именно, — сказал Оииэ. Он не пожал плечами, но было заметно, что он едва удержался от этого. Паэ с почтительным видом кивнул, точно так же, как кивал, когда разболтался старый Атро.

Шевек понял, что затронул в этих мужчинах некую очень глубоко укоренившуюся безличную враждебность. По-видимому, в них, как и в столах на «Внимательном», скрывалась женщина, подавляемая, заглушаемая, превращенная в животное женщина, фурия в клетке. Он не имел права дразнить их. Они знают лишь один вид отношений — обладание. И они — одержимые.

— Красивая, добродетельная женщина, — сказал Паэ, — вдохновляет нас; она — самое драгоценное, что есть на свете.

Шевек почувствовал себя крайне неловко. Он встал и подошел к окнам.

— Ваша планета удивительно красива, — сказал он. — Я хотел бы увидеть больше. Пока мне нельзя выходить, вы дадите мне книги?

— Конечно, сударь! Какие?

— Историю… иллюстрации… рассказы… что угодно. Может быть, это должны быть книги для детей. Видите ли, я очень мало знаю. Мы учим про Уррас в школе, но в основном — про эпоху Одо. До этого были восемь с половиной тысяч лет! И потом, после Заселения Анарреса прошло полтора века; с тех пор, как последний планетолет привез последних Первопоселенцев, — полное неведение. Мы игнорируем вас, вы — нас. Вы — наша история. Мы, быть может, — ваше будущее. Я хочу узнавать, не игнорировать. Поэтому я и прилетел. Мы должны знать друг друга. Мы — не первобытные люди. Наша мораль — уже не племенная мораль, она не может быть такой. Такое неведение — зло, из которого произойдет зло. Поэтому я пришел, чтобы узнать.

Он говорил очень серьезно. Паэ с энтузиазмом согласился:

— Совершенно верно, сударь! Мы все полностью согласны с вашими целями!

Оииэ взглянул на него этими своими черными, непроницаемыми, овальными глазами и сказал:

— Значит, по сути дела, вы прибыли в качестве посланника вашего общества?

Шевек вернулся к камину и сел на мраморную скамью возле него, которую уже воспринимал, как свое место, свою территорию. Он чувствовал, что необходима осторожность. Но еще сильнее он чувствовал ту потребность, которая через иссохшую бездну привела его сюда из другого мира, потребность в общении, желание разрушить стены.

— Я прибыл, — сказал он, тщательно подбирая слова, — в качестве синдика Синдиката Инициативы — группы, которая в последние два года разговаривает с Уррасом по радио. Но я, знаете ли, не являюсь послом ни от какой власти, ни от какого официального учреждения. Я надеюсь, что вы пригласили меня не в таком качестве.

— Нет, — сказал Оииэ. — Мы пригласили вас как физика Шевека. Разумеется, с одобрения нашего правительства и Совета Правительства Планеты. Но здесь вы — частный гость Университета Иеу-Эун.

— Хорошо.

— Но мы не были уверены, одобряет или не одобряет ваш приезд… — он замялся.

Шевек усмехнулся:

— Мое правительство?

— Мы знаем, что номинально на Анарресе нет правительства. Однако, очевидно, администрация есть. И мы поняли так, что группа, которая вас послала, ваш Синдикат, представляет собой нечто вроде фракции; возможно, революционной фракции.

— На Анарресе все — революционеры, Оииэ… Административно-управленческая сеть называется КПР — Управление Координации Производства и Распределения. Это — координирующая система, охватывающая все синдикаты, федератов и отдельных лиц, выполняющих продукционную работу. Они не управляют личностями; они управляют производством. Они не имеют власти ни поддерживать меня, ни запрещать мне. Они могут только сообщать нам общественное мнение о нас — какое место мы занимаем в социальном сознании. Вы спрашивали об этом? Так вот, моих друзей и меня в основном не одобряют. Большинство людей на Анарресе не хочет узнавать об Уррасе, они боятся его и не желают иметь ничего общего с собственниками. Я сожалею, если я груб! Здесь ведь с некоторыми людьми то же самое, правда? Презрение, страх, племенная психология. Ну и вот, я прибыл, чтобы начать это все изменять.

— Исключительно по собственной инициативе, — сказал Оииэ.

— Это единственная инициатива, которую я признаю, — с улыбкой, но совершенно серьезно ответил Шевек.

Следующие несколько дней он провел в разговорах с навещавшими его учеными, в чтении книг, которые принес ему Паэ, а иногда он просто стоял у сводчатых окон, задумчиво смотрел, как в огромную долину приходит лето, и слушал короткие, мелодичные беседы там, снаружи, в воздухе: птицы; он знал теперь, как называются эти певцы, и как они выглядят — он видел картинки в книгах; до сих пор всякий раз, слыша эту песню или увидев промелькнувшее крыло в листве, он замирал в детском восхищении.