Кир Булычев: Хоть потоп !

В такси он спросил:

- А вы знаете, не исключено, что я побывал на том свете.

Он уколол Леру настороженным взглядом.

Какая я дура! Гулкий бас доктора зазвучал в ушах. Ведь Суслин был восемь минут мертв. И если железный ящик не плод его тщеславного воображения - все сгорело! А сейчас он увидит, и в его состоянии...

Ну что делать? Везти его обратно в больницу?

- Ничего страшного, - услышала Лера свой собственный жизнерадостный голос. - Вы же живы. Восстановить куда проще, чем изобретать вновь...

- Вы же ничего не понимаете!

У двери он сунул ей в руку ключ, сказав:

- Мне вредно волноваться.

Дверь отворилась. Не раздеваясь, он бросился в единственную комнату, помесь неустроенного холостяцкого логова и лаборатории, опрокинул стул, откинул локтями руки Леры, старавшейся его удержать или поддержать, и ринулся к приборам, громоздившимся на длинном, во всю стену, столе. Он долго возился с задвижками и запорами черного ящика, из которого, подобно разноцветным червякам, лезли во все стороны провода. Время ощутимо замедлило ход, и Лере казалось, что он уже никогда не сможет этот ящик открыть - и лучше бы, чтобы не смог, потому что она понимала, что, если Суслин - не сумасшедший, в ящике ничего нет.

Тонкие пальцы Суслина замерли над ящиком. Они дрожали. Суслин обернулся к Лере и сказал тихо:

- Может, вы, а?

И тут же поморщился, охваченный негодованием к собственной слабости, и рванул крышку.

Лере не было видно, что там, внутри. Она шагнула, чтобы заглянуть Суслину через плечо, но он уже запустил обе руки в ящик и, вытащив пригоршню черного пепла, с каким-то мрачным торжеством обернулся к ней.

- Ну вот, - сказал он, протягивая вперед руки и держа пепел бережно, словно птенца. - Вы же видите!

- Может, что-нибудь осталось? - сказала Лера.

- Осталось! Температура восемьсот градусов! Осталось... Ничего не осталось. И не могло остаться. Вы вот не знаете, а я почти восемь минут был на том свете. Меня реаниматоры зачем-то вытащили, до сих пор гордятся, а скрывают, берегут мои нервы. Мне санитарка рассказала. Что же, вы полагаете, восьми минут было мало, чтобы принять сигнал?

- Так вы знали?

Лера открыла сумочку. Куда же она сунула валидол? Ведь специально клала валидол...

- Иначе бы не просил вас со мной поехать. Обошелся бы. Знал и трясся.

- Успокойтесь, - сказала Лера. Вот он, этот проклятый валидол.

Теперь надо заставить его принять таблетку. - Мы все восстановим.

- Восстановим, восстановим... Разве в этом суть? Чем, вы думаете, я занимался последние две недели в больнице?

Он метнулся к своей сумке, рванул "молнию" так, что она чуть не вылетела из швов, пепел кружил по всей комнате, словно после большого пожара. Лера сказала, протягивая ему таблетку:

- Вот валидол, обязательно надо...

- Спасибо, - сказал он, роясь в сумке, повернул к ней голову, приоткрыл рот, чтобы она положила туда таблетку. - Вот!

В его руке трепетала пачка исписанных листков.

- Разумеется, многое можно восстановить. И восстановлено.

- Вы не грызите таблетку, пускай лежит под языком.

- Не учите. Я же сердечник.

- Я буду вам помогать, если надо...

- Нет, она ни черта не поняла! - Суслин смотрел на Леру с искренним изумлением. - Ни черта!

- Успокойтесь, Сергей Семенович...

- Ведь установка сработала! Понимаете, сработала. Она приняла волны за пять километров! Вы представляете, какая физиономия будет у вашего любимого Траубе, когда он узнает, что я принимаю за пять километров!