И вот, ее ум, подняв безнадежно руки вверх, опустил их и сдался на милость неизвестному победителю. И Эль просто стояла и смотрела на заходящее солнце, и впервые за все это странное время голова ее была совершенно пуста. И нечего в этом нет удивительного, разве возможно без перерыва пытаться решать такую задачу повышенной сложности вот уже столько дней. А интересно, сколько? Да, сколько же раз солнце отправлялось погостить на противоположную сторону Земли, и тихо начинался необыкновенный концерт, который давали на небе звезды? Десять? Сто? Тысячу? Ответа нет.
И опять злая мысль пребольно кольнула грудную клетку – стальную решетку, в котором замуровано нежное сердце. А может, так больно ударился о пределы собственной возможности ее ум, тщетно пытаясь найти ответ? И, как назло, вокруг – необычайная красота. Ведь самая пленительная красота может в самом прямом смысле свести с ума, Эль это отчетливо поняла. Она чувствовала, что уже не может так дальше. Она медленно повернулась в противоположную сторону от солнца, заставив все море и облака кружиться вкруг нее. Затем, повернувшись опять к солнцу, сделала еще один поворот. Черный кружок от еще яркого солнца в ее глазах кружился вместе с ней.
Вдруг, что-то совсем незаметное, но необратимо однозначное мелькнуло в ее голове. Что-то показалось ей, но тут же, боясь быть опознанным, немедленно ускользнуло опять. Она судорожно стала вглядываться в безбрежное море, стараясь успеть, ухватить ускользающую невидимую нить. Она все крутилась на одном месте, пока не остановилась, уставившись в одну точку. Ей казалось, что как ни глупо это предположение, оно не менее абсурдно всех предыдущих догадок и стоит того, чтобы его проверить.
Дождавшись, когда на фоне мелких, сливающихся друг с другом волн появится одна четко различимая волна, Эль резко развернулась. ТА ЖЕ САМАЯ ВОЛНА, только что, начав свое прекрасное излияние на противоположной стороне, ни кого не стесняясь, заканчивала его перед ее глазами уже на этой.
И она поняла непонимаемое. И хоть это не давало ни на что ответа, а, наоборот, создало целые несметные полчища голодных страшных вопросов, но теперь всеми своими женскими чувствами она поняла, что ВСЕ ВОКРУГ – НЕНАСТОЯЩЕЕ!
– Это ты, мразь поганая, мне всю жизнь испортил! Я тебе этого никогда не прощу! Задушу, паскуду! Изуродую! Падла! Подохни, сучье вымя! – Поток самых отборных ругательств, валившихся из огромного рта, похожего на здоровенный ящик, лился уже несколько минут, показавшихся Стиму вечностью. Нет, тремя вечностями! Он заворожено слушал и не мог отвести своих сине-голубых глаз от налившихся кровью глаз верзилы, стоявшего буквально в нескольких сантиметрах от него. Наконец шквал ругательств, извергаемых так, словно это Зевс с неба кричит басом, а иногда срывается на фальцет, перешел в умопомрачительный крик смертельно раненого динозавра. Чудовища, которое не только понимает свою скорую кончину, но и страшно мучается от этого. Децибелы яростного крика, смешавшись с маленькими капельками летящей прямо в лицо Стиму слюны, казалось еще малость и подкосят покорно молчащего юношу. Но Стим не только молчал все это время, а еще и улыбался своей бесподобно обаятельной улыбкой.
Наконец наступила тишина, которая смогла бы поглотить все звуки на свете. И она бы длилась бесконечно если бы не голос Учителя Виталия, который подобно мгновенному взмаху острого клинка, рассек тишину надвое, и она покорно заструилась к его ногам.
– Спасибо, ребята. Вы отлично поработали оба! А ты, Иваноби, просто зарыл в себе великого драматического актера. Ты просто талантище. Чуть не сдул бедного Стима!
Тот, кого назвали Иваноби, весь красный от напряженного оранья, а может зардевший от такой похвалы, стоял, боясь поднять глаза на Стима. Этого без пяти минут великана прозвали Иваноби просто по инициалам: Иванов Б. И. после того, как он имел неосторожность упомянуть фильм «Звездные войны» и одного из Джедаев – Оби Ван Кеноби. Он долго пытался отделаться от не нравившейся ему клички, чем только сильнее ее к себе приклеил. Так он и стал – Иваноби не только для всей группы, но и для Учителей. В САДу было принято, чтобы Учителя называли студентов не по фамилиям, и даже не по именам, а по кличкам или Никам, которые давали сами себе студенты. Так выглядело демократичнее. А Учителей принято было называть по именам, но обязательно с приставкой «Учитель». И всегда от студентов требовалось неукоснительное уважение к Учителям. Любое нарушение строго наказывалось.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу