Павел Шушканов: Дом на вершине. Рассказы

– Получается, что они скитались миллионы лет? – уточнил Номад.

– Да, наполненные зверями и растениями, а возможно и людьми, – в том особом сне, секрета которого уже не знают наши чтецы.

– Не хотите ли вы сказать?…

Я пожал плечами.

– Наш океан необъятен – больше чем девять десятых всего мира. Сколько таких ковчегов могло бы лежать на дне, а сколько еще упадет? А сколько откроется внезапно, и странные звери проснутся и покинут своё убежище?

Я вдруг засмеялся, неожиданно даже для себя.

– Впрочем, всё это только догадки усталого толкователя.

Мы вышли на палубу.

В тёмном небе застыл огромный полумесяц планеты, величественный, рассечённый бурыми полосами, а к горизонту стремительно удалялся серп ближней луны, оставляя дорожку на глади океана.

– Рассвет близко, – сказал навигатор Номад.

Мы промолчали.

Где-то в неизмеримо далёких просторах океана рассекал плавниками тяжёлые воды его величественный новый хозяин.

Осколок угодил под плечо, царапнул лёгкое и прочно засел в рёбрах. Уже не так неприятно, как пару часов назад, но всё ещё ноет. Я пытаюсь удерживать автомат, но он всё время выскальзывает и бьётся прикладом об пол.

– Теперь оружие держать будет неудобно, – замечает сержант. Впервые хоть кто-то заговорил. Больше часа сидели молча.

Справа от меня Кроль. Это не кличка, это фамилия, хотя и несколько странная. У него тощая шея и узкий нос с синей яркой отметиной на переносице, поэтому я его и запомнил. Других ранений у него вроде бы нет. А ещё он из моего взвода. Остальных не знаю. Сержант тоже не наш, но у него до боли знакомое лицо. Вероятно, все сержанты просто похожи друг на друга как родные братья.

Я улыбнулся этой мысли. Рядовой напротив замечает и неодобрительно морщится, перехватывая автомат здоровой рукой.

– Пятнадцать минут до наступления, бойцы, – замечает сержант. По нашим рядам прокатывается неодобрительный ропот.

Я пытаюсь вспомнить исход последнего боя, но перед глазами какая-то рваная картина, словно я в огромном калейдоскопе болтаюсь среди странной серо-розовой мишуры, которая гремит сильнее, чем положено мишуре, и иногда этот грохот приобретает уж слишком человеческие звуки. Вероятнее всего, мы выбрались из ущелья. Я-то был в конце колонны, и уж если уцелел, то остальные точно должны остаться в живых. Вот только никого, кроме Кроля, не вижу.

Мы сидим в коридоре, в конце которого хорошо видна бронированная дверь. Вероятно, оборонительный бункер – за перевалом их много. Не могу вспомнить, кто притащил меня сюда, очнулся уже сидя у стенки с болью под лопаткой и автоматом на коленках.

– А перевязать нас для начала не хотят? – поинтересовался рядовой напротив меня. У него не было уха, и его шея, и половина камуфляжа приобрели грязно-вишневый цвет.

Сержант достал сигарету и принялся изучать её фильтр, как секретную карту вражеской территории.

– Я похож на медбрата, рядовой? Думаю, перемотать свой огрызок ты и сам в состоянии.

– Почему в наступление? – недоумевает Кроль. – И где офицеры?

– Офицеры с нами не пойдут. Только мы. Считайте, что я вам и офицерский состав и генеральный штаб, – отзывается сержант. Он безуспешно ищет по карманам зажигалку. Наконец находит, и пару секунд мы все смотрим на пламя.

Вспомнил!

Я оказываюсь на горячем песке и от страха ничего не соображаю, только жму как ненормальный на спусковой крючок и кричу громче, чем грохочет автомат. Но это мне так кажется – громче всего кричит кто-то за мной. А потом резко умолкает. И тут я слышу странный звук. Ничего похожего раньше мне слышать и близко не доводилось. Свист, обжигающий жаром совсем рядом, наверное, в сантиметре от уха. Эта стремительная злая пчела предназначалась мне, и я это понимаю, но вместо пугающих картин в голову лезут вовсе неуместные мысли о взаимосвязи времени и пространства. Секунда времени и два сантиметра пространства, по сути, влекли бы для меня один и тот же результат, но какая-то сила не дала им соединиться. Возможно, там, где время и пространство соединены иначе – все мертвецы.

Я бегу, поражаясь тому, что всё ещё жив. Это кажется мне более странным, чем то, что бегу я навстречу чужим злым пулям и кричу всё громче, свято веря, что именно крик и продляет мне жизнь. На самом деле он просто подтверждает, что я жив. Ведь когда мой крик прервётся, я уже не услышу этого. Начнётся темнота небытия, но если я буду кричать ещё громче, возможно, я смогу услышать себя даже оттуда.