А. Аруунас - Закрытая переписка Б. Стругацкого. Прижизненный вариант некролога. Здесь можно ознакомиться с последней перепиской, удаленной с сайта Б. Стругацкого

Сейчас вряд ли всерьез кто-то станет спорить, что на одних своих псевдотеориях, удручающих серостью работах, законченно пошлых зарисовках, почти неприкрытых заимствованиях чужого и простеньких замыслах эта утка без имени старшего брата не то что магнатом – даже сколько-нибудь заметной обложкой в бесчисленной серой череде других таких же стать бы не смогла. Сегодня этот «мыслитель» неторопливым движением кисти определяет, кому есть можно, а кому пока нет. Посредственность всегда удивительно безошибочно определяет направление потенциальной угрозы своей кормушке. «Имитация божественной недосягаемости» – то единственное, что лежало в основе их попыток манипуляций. Здесь больше чем еще один повод для психологических этюдов. Суть в том, что, снова и снова демонстрируя себе вот эту «божественную недосягаемость», это недоразумение на не знающем стыда органе печати каждый раз наглядно убеждало себя в своем призвании повелителей миров.

Лишь тихо умерщвляя все, что обещало угрозу этому их «призванию», они могли демонстрировать всем недосягаемость своих вершин и своих заявленных горизонтов – и это не имело на деле ничего общего ни с каким творческим процессом или покровительственной поддержкой действительно нового. Как все-таки много ума нужно, чтобы разглядеть обычную дешевую подделку.

Заявленные ими горизонты как раз стоят того, чтобы потыкать в них пальцем.

Кормушка диктует свои условия. Коллекционируя посредственность, он двигает обычный бизнес. Они будут хлопать, поскольку это все, что им под силу. Талантом он пытается манипулировать – для него тот может представлять угрозу. И такая угроза тем выше, чем больше в таланте энергии. Соблюдение дистанции – всего лишь необходимая мера безопасности. Только она позволяет имитировать недосягаемость с высоким задним смыслом.

В процессе коллекционирования не стоит искать какого-то глубокого философского содержания. Он собирал их, как филателист собирает фантики: неспешность движений и чуточка фантазии – и коллекция будет почти откровением эпохи. Что сам экспонат чувствовал при этом – немножко направляющей дланью эволюции или немножко богом – теперь неважно. Важно лишь, что в конце концов под шум рукоплесканий он залез на чужую территорию, вдруг решив, что под рукоплескания ему можно все.

Слухи о том, что, чтобы он напечатал рассказ, вначале на договорных условиях нужно ему помочь расстегнуть штаны, ходили и раньше, но никогда еще не делались попытки поставить судьбу научных исследований настолько вплотную к собственным личным интересам. И, если судить по объемам успешно издаваемой там продукции, недостатка в желающих внести свой посильный вклад в сокровищницу искусства пока нет. Остается только строить предположения, какие издержки и какие неловкие положения предполагаются с другой стороны, чтобы тот же скромный рассказ, скажем, благополучно достиг размеров уверенной, крепкой повести. Чтобы не развивать тему дальше, заметим только, что то, что там практикуется, мягко говоря, не отвечает требованиям законности. Впрочем, Г. Н. Кудий в ответном к нам письме аргументировано, с фактами на руках, настаивал как раз на прямо противоположном взгляде на ситуацию. Конечно, в русской конституции прямо такого запрета, по-видимому, нет, но вот хороший вопрос, допустимо ли делать все, на что там нет запрета, и если да, то когда и в каких пропорциях, рамках, последовательности и положении. И следует ли при этом ссылаться на нее как на руководящий и направляющий орган? Или обойти этот вопрос молчанием? Вопрос хороший, но ведь дискуссию там снова закроют. Нам тут можно лишь озадаченно приподнимать брови и в растерянности глядеть по сторонам.

О заимствованиях, стяжании и прочих лексико-грамматических безобразиях, по всему, будет что сказать другим помимо нас. Но любой минимально образованный ум, имеющий хотя бы самое общее представление о чисто лингвистических конструкциях в истории современной литературы, может на досуге полезно применить свои силы, это совсем не трудно (скажем, до полуобморочного состояния так всем понравившееся его с братом построение «аудиторных» диалогов, когда в тексте стандартным перечислением через запятую или прямой речью даются бессвязные обрывки услышанных в толпе фраз, не имеющих между собой формальной логической связи и тем самым как бы предполагающих эффект присутствия, пожалуй, единственное место, которое мы чистосердечно от себя приветствуем. Впрочем, О. де Бальзак, с которого они оба вот этот самый способ тихо «сдернули», тоже был не первым, кто его изобрел, и, безусловно, грамматико-фразеологические конструкции подобного рода стоят внимательного изучения, их необходимо поддерживать, не давать им исчезнуть с горизонта просто так в фондах специальной литературы. На мой взгляд, значительно большего внимания достойно то, как ту же задачу и конструкцию оборотов на своих страницах употребил сам автор: он в самом деле ее именно «употребил», тем самым показывая, как много можно сделать даже на истоптанной другими тропке, имея всего лишь каплю иронии и свежий глаз на не слишком свежие вещи. Нужно сказать, сам способ логических построений, изменяющий контекст от начала прямой речи к концу всего эпизода, оказался для меня весьма любопытной новостью. Хотя о проблемах психолингвистики лучше будет поговорить в другом месте.).