Владимир Гриневицкий - Откровение Бога. Том II. Царство небесное

– Что… Что произошло…? – шепчу я сам себе. Мой рот искривляется из-за дрожащих губ, слезы скатываются по щекам, и я чувствую их солёный вкус.

Я пытаюсь подняться, но слабость в теле не даёт этого сделать.

– Кто… – скулю я, – кто-нибудь… что… что произошло…

Я дышу тяжело и с выдохом выдавливаю из себя тихий вопль от шока и страха, слышимый только для меня одного. Никто не приходит. Никто не хочет объяснить, что произошло. Никто не слышит меня. Я пытаюсь закричать, но у меня как будто ком в горле от плача и слёз, я не могу промолвить и слова громче мыши. Что я должен делать? Позвать сестру? Или кого? Что мне крикнуть? Больница ли это? Я ловлю себя на страшной мысли, что мне действительно нужно позвать сестру или врача, а значит, я уже признал, что я и вправду в больнице, и это реальность, а не сон. Это наяву. Переваливаюсь на локоть левой руки, слегка привстаю. Опять осматриваю палату. Передо мной – дверь в туалет с ванной с мутным полупрозрачным стеклом. На потолке ярко светят трубчатые лампы, как всего минуту назад надо мной светило солнце.

– Кто-нибудь… – шепчу я себе под нос. Голос сел, я осип. Ком в горле встал как кость. И в этот момент я замечаю какую-то странную лёгкость в своём весе. Мой взгляд падает на белую простыню, и мне кажется странным то, как оно повторяет фигуру моего тела ниже пояса. Я снова ложусь на спину и медленно левой рукой, затаив дыхание, откидываю простынь. Мои ноги ампутированы до середины бедра. По мне пробегает жар, дыхание учащается, становится тяжёлым, в глазах белеет от страха, в ушах звенит от шока. Я вскрикиваю во всю глотку через боль в горле. Врачи. Их руки, пытающиеся держать меня. Укол успокоительного. На глаза накатывается полупрозрачная пелена. Моё тело, точнее то, что от него осталось, обмякает. Я впадаю в забвение.

День первый

Снова этот потолок. Снова это окно. Эта палата. Эта реальность. Я не уснул на том мягком газоне, и это – не сновидение. Рядом дежурит пожилая медсестра. Она возится с капельницей, нависшей надо мной.

– Что со мной?..

Она обращает на меня внимание.

– Авария. Вам повезло, что вы живы.

– Что?.. Какая… авария?

– Фура выехала на встречную полосу, когда Вы ехали по трассе.

– Я не помню этого…

– У вас сотрясение и шок. Провал в памяти – это характерно для такой страшной аварии. Чудо, что Вы живы, Вас буквально выковыривали из машины.

В голове тяжесть. В глаза бьёт солнечный утренний свет. Вот он, новый день. Он должен быть таким же продуктивным, как и сотни дней до него. Я ещё плохо осознаю произошедшее. Вернее, вообще не осознаю. Медсестра ушла. Я снова один. Прихожу с чувства. Авария? Я был в аварии? После тренировки я всегда еду домой на своём стареньком белом «кадиллаке», но ни разу не попадал в аварию. Я не помню ничего такого. Последние воспоминания – я валяюсь на газоне стадиона. Но что мне делать теперь? Потерю руки ещё можно пережить, но потерять ещё и ноги… Мечты вылетели в трубу, о них можно забыть. Можно забыть о работе, семье, обычной, нормальной, полноценной жизни. Я снова приподнимаю простыню, чтобы посмотреть на то, что осталось. От ног осталось около тридцати сантиметров. Это уже не ноги. Я стал овощем, которому трудно даже перевернуться на бок. В один момент авария, которую я даже не помню, перечеркнула всё. Как теперь мне передвигаться? Как жить или пытаться жить с этим? Я молод, впереди меня ждало создание семьи, я должен был увидеть, как мои дети пойдут в школу, вырастут. Что теперь меня ждёт? И ждёт ли?

Я слышу какое-то раздражающее громыхание в коридоре. Вращающиеся маленькие колёсики слегка подскакивают на стыках напольной плитки, заставляя звенеть железную посуду. Я слышу, как кто-то останавливает тележку с баландами у каждой палаты, затем с грохотом и лязгами толкает её дальше. Так что же теперь делать? Где тренер? Почему он не рядом? Или он ещё не знает? Который сейчас час? Может, он ждёт меня на стадионе? Поймёт ли он, что что-то случилось, когда не дождётся меня?

Тележка останавливается около моей палаты, как вагон метро на остановке. Через приоткрытую дверь я вижу, как толстая женщина в синем халате возится с баландой. В палату медленно попадает запах пресной пищи. Женщина медленно проходит в дверной проём, аккуратно неся баланду перед собой, чтобы не разлить содержимое.

– Нет, – говорю я, отказываясь от пищи.

– Завтрак, – отвечает женщина с доброй улыбкой.

– Нет… Я… Я не хочу…

– Вы потеряли много сил, это вам поможет, – её голос звучит заботливо, и так по-доброму.